Николай Черкашин - Чрезвычайные происшествия на советском флоте

Капитан-лейтенант Виталий Грегулев, начальник химической службы. Рассказывал, чуть заикаясь, видимо, до сих пор не веря в своё спасение.

— В ночь на 7 апреля я дежурил. Проверял радиационную обстановку. Всё было в норме.

По сигналу аварийной тревоги сразу же перекрыл подачу кислорода во все отсеки. В кормовых — необитаемых — отсеках было процентов 20, а в жилых — 23. Система поглотителя окиси углерода вышла из строя.

В третьем отсеке, в штурманской выгородке, мы с мичманом Черниковым развернули пост переснаряжения изолирующих противогазов — «ИПов». Все аварийные партии уходили со свежими «ИПами». Кстати, они и ПДУ показали себя хорошо в отличие от шланговой дыхательной системы. Задумано хорошо, а исполнение… В ПДУ, рассчитанном на 10 минут, я бегал час.

Мичман Черников (позже погиб во всплывающей спасательной камере) действовал чётко и хладнокровно. Я не раз поминал добрым словом наших флагманских химиков Жука и Журавлёва — их школа.

Стали убирать отработанные ПДУ. Черников мне говорит. «Сейчас плавбаза подойдёт, но я, наверное, здесь останусь». Мы и предполагать не могли, что лодка не выдержит, начнёт тонуть… Тут прибегает Каданцев: «Вода в четвёртом!»

Когда дали команду выйти наверх, я схватил свой транзистор (мне его флагманский на день рождения в море подарил). Китель забрал, брюки. Вылез на мостик, вижу — плыть придётся. Всё оставил и прыгнул в воду с рубки. Вынырнул, обернулся — глазам своим не поверил — корабль тонет.

Поплыл к плотику, волны в лицо. Воды нахлебался, потерял плот из виду. «Ну ладно, — думаю, — чёрт с ним!.. Чего зря мучиться». Хотел руки сложить — и вниз. Вспомнил про семью… Рассказ Джека Лондона вспомнил — «Любовь к жизни». Его герой полз по тундре, боролся с волками. Я тогда думаю: «Нет уж, надо жить…» И многие так боролись. У нас на плоту один уже не мог руками держаться, отнимались от холода. Так он зубами за чью-то шинель схватился.

Очень жить хотелось! Вот сейчас телевизор смотрю, там бастуют, там кого-то режут. Но ведь вы же живёте! Чего вам ещё надо!

Когда вдруг открылся второй, пустой плотик, хотел плыть к нему, догнать. Но чувствую, ноги уже замерзают. Сбросил ботинки, стал растирать.

Капитан-лейтенант Юрий Парамонов:

— А я всё-таки решился. Прыгнул в воду и поплыл. Потом думаю: что это я в ватнике плыву; сбросил его, шапку сбросил… Плыть пришлось против волны. Гребни всё время плот заслоняли. Я-то его видел с высоты нашего борта. Словом, потерял из виду и вернулся к своему.

Капитан-лейтенант Грегулев:

— А ведь некоторые плавать не умели вовсе. Вот матрос Михалёв, трюмный. Хороший моряк, добросовестный. И вот он тихо так, молча ушёл. Нас в училище — я Каспийское кончал — первые два года здорово гоняли: и бегать, и плавать. Двойки ставили, отпусков лишали, но зато все к пятому курсу нормально плавали. Иначе бы я сейчас ничего не рассказывал… Я как борт шлюпки увидел, так и отключился. Очнулся уже на плавбазе. Лежу и думаю: «Чего это я голый?»

Никто из нас не заболел, потому что на «Хлобыстове» врачи сразу же нами занялись. У них там и терапевт, и хирург, и стоматолог, рентгенолог, и три медсестры… Врачи не виноваты, что Молчанов, Нежутин и Грундуль погибли. Ведь хорошо себя чувствовали. Вышли после ужина покурить — и на тебе. Потом выяснилось, что у них в организме начался необратимый процесс и этот почти незаметный для здорового человека «никотиновый удар» от одной сигареты для них оказался роковым.

Морякам «Хлобыстова» мы все своим вторым рождением обязаны. Когда они получили радиограмму «лодка горит», так они чуть ли не швартовы рубили. Из машин выжимали всё, что можно было. Даже пожарную команду в трюм спустили ~ до того они раскалились…

«Не забуду слов матери погибшего подводника, — пишет в газету моряк Владимир Плескач. — Выйдя из Дома офицеров, заставленного гробами и портретами погибших, она увидела многотысячную толпу отдающих последний долг и тихо сказала: „Как много людей собралось. А где все были, когда ОНИ погибали?“»

Где мы были?

В тот день, когда подводники замерзали на плотике, в продажу поступил апрельский номер журнала «Морской флот». На его обложке два моряка демонстрировали новейшую модель гидротеплоизоляционного спасательного костюма для арктических вод. Они улыбались, лёжа в воде, и показывали оттопыренные большие пальцы: «Во как хорошо!»

То была издёвка фортуны…

Узнав о гибели «Комсомольца» и смерти Таланта Буркулакова, наш общий сослуживец капитан 2-го ранга Владимир Стефановский написал в редакцию «Правды» горькое и честное письмо о том, как обстоят дела на подводном флоте и почему они так скверно обстоят. Поминался там и тот злополучный аварийно-сигнальный буй, который сорвало штормом на буркулаковской лодке.