Николай Черкашин - Чрезвычайные происшествия на советском флоте

1. Письмо на 4-х листах белой нелинованной бумаги, начинающееся словами: „Дорогие, любимые…“ и заканчивающееся словами: „Любящий вас Валерий“, и конверт, адресованный Саблиным, с почтовым штемпелем „Рига 8.11.75“. По заявлению Саблина М.П., это письмо написано его сыном Валерием. […]

При обыске ничего не обнаружено и не изъято. Обыск производился в 3-комнатной квартире, коридоре, кухне, ванной и туалете. Обыск произвёл следователь по особо важным делам УКГБ по Горьковской области полковник Кукушкин. Следователь — старший лейтенант Гусев. 12 ноября 1975 года».

Изъятое письмо бесследно исчезло вместе с другими документами по саблинскому делу — бланками семафоров, радиограмм, допросов. По распоряжению Брежнева многие материалы были уничтожены, дабы никто не посмел поставить в истории имя капитана 3-го ранга Саблина рядом с именем лейтенанта Шмидта. По крайней мере, так сообщил мне бывший командующий Балтийским флотом адмирал Михайлин.

По счастливой случайности сохранилось письмо Саблина, посланное жене и сыну. Перед самым обыском Нина бросила его под ванну за банки с краской.

В вещах и бумагах рылись без особого энтузиазма — лишь по долгу службы. Видимо, те, кто обыскивал, испытывали неловкость и перед этой миловидной, убитой горем женщиной, и перед мальчишкой-школьником, с недетской серьёзностью следившим, как хозяйничают в их комнате чужие люди.

А тут ещё кошка вздумала рожать котят, превратив суровую процедуру и вовсе в фарс.

— Золото есть?

— Серьги и кольцо, — Нина показала то, что было на ней. Имущество конфисковывать не стали. Не нашли в доме ничего лишнего: казённая мебель и книги, книги, книги… Унесли с собой саблинский орден, кортик да вырезанные из дневников страницы. А письмо осталось:

«Милая, любимая!

Мне даже трудно представить, как ты встретишь сообщение, что я встал на путь революционной борьбы. Возможно, ты проклянёшь меня как человека, который испортил тебе всю жизнь. Возможно, ты назовёшь меня чёрствым человеком, не думающим о семье. Возможно, глубоко обидишься за то, что я скрывал от тебя свои планы. А возможно, просто печально скажешь: „Чудаком ты был, чудаком и остался!“

Это будет лучшее, что я могу ожидать. Не суди слишком строго и постарайся объяснить Мише, что я не злодей, не авантюрист, не анархист, а просто человек, любящий свою Родину свободной и не видящий иного пути к счастью своего народа, как борьба. Я очень любил и люблю тебя и, конечно же, Мишу. Эта любовь помогала мне быть честным в жизни…

Назовут меня „агентом империализма“ — не верь. Империализм — это далёкое прошлое по сравнению с социализмом… Найду ли я единомышленников в борьбе? Думаю, что они будут. А если нет, то даже в этом одиночестве я буду честен.

Настоящий шаг — это моя внутренняя потребность. Если бы я отказался от борьбы, я бы перестал существовать как человек, перестал бы уважать себя, я бы звал себя скотиной…

Не знаю, как в письме передать свои мысли наиболее убедительно, и очень жалею, что не мог рассказать их раньше. Я не хочу, чтобы после моего выступления к тебе со стороны властей были хоть какие-нибудь претензии как к моей сообщнице. Вот почему я был нем, хотя очень хотел раскрыть тебе свои помыслы. Примерно такое же письмо я написал своим родителям. Я тебя очень прошу — не забывай их и помогай всячески. Как-то они вынесут сообщение о моём выступлении?! Очень беспокоюсь об их здоровье.

Как отнесётся Миша к сообщению?! Постарайся ему объяснить, что я не такой плохой, как меня будут представлять официальные органы и пресса. Возможно, кто-то из знакомых и товарищей отвернётся от нашей семьи как опасной для знакомства. Не переживай — такие и не могут быть достойны твоего внимания.

Я оптимист и не смотрю на выступление трагически, хотя шансов на успех приблизительно сорок процентов. Я уверен, что даже сам факт выступления — уже дань революционному движению. Но я приложу всю энергию, все силы, чтобы довести дело до конца, то есть до создания центра политической активности в нашей стране, на базе которого будет создана новая партия.

Это не прощальное письмо, но всё же я хочу сказать, что я очень хочу, чтобы вы с Мишей были счастливы, и не буду осуждать ни одного из твоих поступков, если ты будешь счастлива.