Шломо Занд - Кто и как изобрел Страну Израиля

Мы ничего не знаем о том, каковы были настроения в деревне во время большого арабского восстания 30-х годов. Из того, что в деревне не было никаких признаков брожения, можно с осторожностью заключить, что бурный антиколониальный протест, захлестнувший страну, ее, видимо, не коснулся и национальное самосознание жителей деревни еще не пробудилось [653]. Во время Второй мировой войны неподалеку от нее были расквартированы многочисленные британские соединения, и Ибрагим Байдас, принадлежавший к самой состоятельной семье в Аль-Шейх Мунисе, взяв в партнеры несколько демобилизованных солдат из Тель-Авива, построил около моста большое кафе. Заведение процветало, обслуживая всех без исключения: британцев, арабов и евреев. В нем устраивались увеселительные представления; затененные шатры у воды принесли ему прозвище «Гавайский сад». Вскоре это название перешло и на сам мост [654]. Казалось, мирная жизнь тропического острова в Тихом океане уже не за горами.

Мы не знаем, разумеется, о чем разговаривали и спорили между собой арабы и евреи, сидя за традиционными чашками чая и кофе. Скорее всего, никогда уже не узнаем. В любом случае, местная идиллия была впервые нарушена не межнациональным столкновением, а банальным, хотя и неприятным уголовным происшествием. Вечером 10 августа 1947 года в кафе ворвались молодые люди, принадлежавшие к бедуинскому племени Абу Кишк (Abu Kishk), жившему к востоку от Герцлии. В ходе вооруженного ограбления они убили управляющего кафе, жителя Аль-Шейх Муниса, и несколько посетителей — тель-авивцев. Эта вспышка насилия стала странным предисловием к политическим потрясениям, уничтожившим деревню несколькими месяцами позже.

Сразу после голосования в Генеральной Ассамблее ООН по вопросу о разделе Палестины 29 ноября 1947 года весь регион замер в напряженном ожидании. Аль-Шейх Мунис, как и другие деревни Приморской низменности, переходил, согласно решению ООН о границах, к еврейскому государству. Палестинцы, проживавшие в районе Тель-Авива, были преисполнены опасений. Какой будет жизнь арабов в государстве новых эмигрантов, продолжающих прибывать во все возрастающем количестве? Можно ли полагаться на власть чужаков? Будет ли ее отношение к местным жителям корректным? Большинство жителей деревни наверняка даже не подозревали о том, что сионизм выдвигает тезис о полном историческом владении «землей праотцев», хотя, по всей вероятности, они подметили укоренившуюся склонность своих соседей к земельной экспансии.

Вместе с тем, в то время как пограничная линия между Яффо (остававшимся арабским анклавом в населенном евреями районе) и Тель-Авивом немедленно воспламенилась и в ходе начавшихся там кровавых стычек погибли десятки людей с обеих сторон, к северу от «первого еврейского города» [655]царили тишина и напряженное ожидание.

Первым мероприятием Хаганы было оказание сильнейшего давления на жителей трех деревень, располагавшихся к югу от Эль-Уджи (Яркона), в непосредственной близости от северного Тель-Авива, с тем чтобы заставить их покинуть свои дома. Уже в конце 1947 года жителям Суммайла пришлось эвакуироваться; они перебрались в Джаммасин (Jammasin). В январе были изгнаны из своих домов и жители Джаммасина; вместе с беженцами из Суммайла и с крестьянами из Джарихи (Jarisha) они временно обосновались в большом Аль-Шейх Мунисе. С приходом изгнанников-соседей атмосфера в деревне стала гораздо более тяжелой. Известия о кровавых столкновениях в Яффо и в соседней Саламе (Salama) сделали ее панической. 28 января 1948 года Ибрагим Абу-Кхиль, деревенский «дипломат», и главы общин соседских деревень решили отправиться в Петах-Тикву и обсудить ситуацию с командованием Хаганы. Местом встречи был выбран дом Авраама Шапира, легендарного руководителя сионистского поселенческого предприятия, пользовавщегося немалым доверием и у местных палестинских жителей.

Несмотря на открытую враждебность еврейского поселенческого общества по отношению к арабскому населению, свидетельствует Йосеф Олицкий, офицер Хаганы и ее «придворный» историк, палестинские представители по-прежнему изо всех сил пытались сохранить мир. Согласно его рассказу, представители деревень «выразили желание поддерживать дружественные отношения и подчеркнули, что они не позволят никакому „чужому“ арабу или „своему“ бандиту проникнуть на принадлежащие им земли, а если не смогут с ними справиться, свяжутся с Хаганой и попросят помощи» [656]. После этой встречи Абу-Кхиль поддерживал постоянную связь с основным еврейским вооруженным формированием и таким образом нейтрализовывал трения и недопонимания, возникавшие в контексте растущей напряженности. В феврале деревня была обстреляна; в ответ также раздалось несколько выстрелов. Такого рода происшествия, по счастью, обошедшиеся без жертв, расследовались и анализировались. Обе стороны успешно справлялись с атмосферой враждебности. Правда, деревенская молодежь копала оборонительные траншеи, однако вход в деревню «внешним» вооруженным лицам был строго запрещен. Умеренные силы, заинтересованные в компромиссе, полностью контролировали ситуацию.