Однако были сделаны попытки оспаривать незаконность трех других видов действий, которые также инкриминируются этим людям: угона на рабский труд в Германию, преступлений на море в связи с подводной войной и расстрела бойцов коммандос. Разрешите мне кратко остановиться на этих вопросах.
Угон гражданского населения на рабский труд, безусловно, является преступлением как с точки зрения международных обычаев, так и с точки зрения общепринятых норм международного права, сформулированных в Гаагской конвенции. Статья 46 четвертой Гаагской конвенции предусматривает, что оккупирующая держава должна уважать «честь и права семейные» и «жизнь людей». Статья 52 той же Конвенции устанавливает, что «нельзя требовать от муниципалитетов и населения никаких услуг, кроме тех, которые необходимы для нужд оккупационной армии», и что «они должны находиться в соответствии с ресурсами страны и должны носить такой характер, чтобы не накладывать на население обязанности принимать участие в военных действиях против их родной страны».
Эти простые и четкие формулировки мы должны противопоставить потрясающим масштабам мероприятий, которые направлял подсудимый Заукель и в которых принимали участие другие подсудимые. Мы должны их противопоставить той безжалостности, с которой мирных жителей отрывали от их семей, привычной обстановки и работы, условиям, в которых их перевозили, обращению, которому их подвергали по прибытии, условиям, в которых они работали и умирали тысячами и десятками тысяч, характеру работы, которую их принуждали выполнять в качестве непосредственных участников процесса производства вооружения, боеприпасов и других орудий войны против их собственной страны и против народа, к которому они принадлежали. Как может все это быть согласовано с законом?
Кажется, высказывалось предположение, что запрещения, связанные с депортацией, сформулированные в международных законах, в известной степени устарели перед лицом современного развития тотальных войн, которые предусматривают широчайшее использование и эксплуатацию материальных ресурсов оккупированной территории и ее рабочей силы. Признаюсь, что я лично не понимаю, каким образом размах деятельности, которую собирается вести воюющая сторона, размер усилий, которые она должна совершить для того, чтобы избежать поражения, может расширить ее права по отношению к мирному населению или позволить ей отмести законы ведения войны. Мы не можем постфактум отменять установления международного права для оправдания его нарушителей.
Не существует также и тени правового обоснования, которое могло бы в какой-либо степени изменить положение вещей, явившись оправданием их преступлений, совершенных на море, преступлений, которые стоили жизни 30 тысячам одних лишь британских моряков. Мы не должны строить обвинение лишь на нарушении общепринятых правил ведения войны в том виде, как они сформулированы в Лондонских протоколах от 1930 и 1936 гг., подписанных Германией и запрещающих потопление без предупреждения или даже с предупреждением, если не были приняты необходимые меры для спасения пасса-жиров и команды.
Мы не должны увлекаться здесь интересным спором о том ,изменяет ли практика вооружения торговых судов положение вещей. Не следует также терять время на рассмотрение вызывающего удивление заявления о том, что потопление нейтральных судов получило законную силу в результате издания письменного приказа, запрещающего этим судам не вход в определенную военную зону, над которой Германия осуществляла непосредственный контроль, но появление их на всей колоссальной территории всех семи морей.
По крайней мере это был один из тех случаев, по поводу которых никто не подвергает сомнению закон и не оспаривает его.
Если Вы считаете доказанным, что были отданы приказы о том, что оставшихся в живых не следует спасать, что следует предпринимать шаги для того, чтобы не дать спастись пассажирам и команде с тонущих судов, что был приказ применять оружие, исключавшее всякую возможность спасения, если Вы считаете все это доказанным, у Вас не будет никакого сомнения в том, что все, что совершалось, противоречило закону. Не может явиться оправданием то обстоятельство, что спасение мирных людей влекло за собой большой риск для нападающих. Убийца не может быть прощен вследствие того, что он заявляет, что ему было необходимо убить жертву, на которую он напал, для того, чтобы впоследствии она не могла опознать его.
Читать дальше