Родерик Грэм - Мария Стюарт

К 27 августа Гизы пользовались полной властью. Когда Трокмортон доставил Франциску II письмо, тот просмотрел его и ответил, что благодарит Елизавету за ее послание, а затем сказал, что поступит так, как посоветуют ему дяди. Письмо передали Марии, которая прочитала его более внимательно, поблагодарила Елизавету и сказала, что поступит так, как посоветуют ей дяди. Протесты короля Наваррского ни к чему не привели: «Всем заправляет семья Гизов, а король Наварры ни во что не вмешивается». Ни Мария, ни Франциск II не обладали реальной властью.

На самом деле Мария в это время готовилась принять участие в новом большом празднестве — коронации Франциска II в Реймском соборе. Будучи уже коронованной королевой, Мария должна была быть лишь зрителем, да и в любом случае королев Франции по традиции короновали в Сен-Дени. Поскольку двор находился в трауре, коронацию можно было бы отложить, но это было нежелательно, так как состояние здоровья короля вызывало беспокойство. Однако траур по-прежнему соблюдался, и был издан приказ, чтобы «ни один дворянин и ни одна дама не смели надеть ювелирное украшение или золотое шитье; дозволялось носить только одежды из бархата и подобных ему тканей, простого фасона, а на следующий день все должны вернуться к deuil [полному трауру] и носить его на протяжении двенадцати месяцев».

16 сентября 1559 года король прибыл в Реймс; погода была ветреной и дождливой, но ничто не могло омрачить торжественный въезд. Процессию встречала «искусно придуманная машина», испускавшая лучи света. Она открывалась, позволяя королю приблизиться к гигантскому красному сердцу. Оно, в свою очередь, тоже открылось; внутри оказалась девятилетняя девочка в наряде из серебряной и золотой парчи. Девочка вложила в руки короля ключи от города.

В воскресенье, 17 сентября, Мария и Франциск II пришли на вечерню, во время которой Франциск подарил собору золотую статую своего тезки — святого Франциска Ассизского. Собор был устлан коврами, а внутри завешан гобеленами и изображением коронации Хлодвига и побед Сципиона; их доставили из близлежащего епископского дворца и из Лувра. На следующее утро, когда сквозь витражи XIII века лился солнечный свет, королевская процессия преодолела небольшое расстояние от дворца, в котором ее участники провели предыдущую ночь. Архиепископ Шарль, кардинал Лотарингский, в парадном одеянии сопровождал Франциска II, одетого в белое, символизировавшее его чистоту — ведь он готовился к миропомазанию. Это — сакральная часть церемонии; монарха помазывали миром, хранившимся в аббатстве Святого Ремигия в двух милях от собора. Миро было великой святыней. Поэтому на то время, что оно находилось в соборе для церемонии, три доставлявших его знатных дворянина считались заложниками аббатства, гарантировавшими его возвращение.

После помазания священным миром Франциск II удалился и переоблачился в коронационное одеяние из синего бархата, подбитое алой тафтой. Оно было оторочено горностаями и расшито золотыми лилиями. Затем ему вручили скипетр, а также жезл правосудия, а потом — кольцо, символ обручения с Францией. Понятно, что хрупкий пятнадцатилетний подросток заметно пошатывался после пятичасовой церемонии, поэтому тяжелую золотую корону просто держали над его головой, пока он шел к престолу. Затем архиепископ воскликнул: «Да здравствует король!» — и ему вторили все собравшиеся в соборе. На волю выпустили певчих птиц, прозвучал гимн «Тебя, Господи, хвалим», и собравшиеся разошлись.

Дамы из королевской семьи сидели в специально сооруженной ложе, так что могли видеть все, но их самих не было видно. Екатерина снова облачилась в черные одежды ее родной Италии, и дочери последовали ее примеру, но Мария была облачена в белые траурные одеяния, знакомые нам по ее портретам. Это было облачение, подобающее французской королеве в трауре, и оно отчетливо указывало, что она вовсе не собирается становиться союзницей итальянцев Медичи. Мария была из Гизов. Трокмортон заметил также, что над городскими воротами «вызывающе» поместили гербы Англии, Франции и Шотландии.

После церемонии все присутствовавшие отправились на королевский обед; Франциск II, как ему полагалось по статусу, ел один, а гости сидели вокруг него. Он, однако, очень устал и рано удалился, впереди него шествовали пажи с королевскими регалиями. Все это было далеко от роскошных представлений, которые обожал его отец. Франциск II регулярно терял сознание, а его неспособность сосредоточиться означала, что он не будет принимать участия в заседаниях совета, созванных Гизами. Любовь короля к охоте оказалась весьма ценным качеством — при условии, что ему не угрожала никакая реальная опасность, — и его поощряли проводить больше времени в седле, хотя бы и под постоянной охраной вооруженных гвардейцев. Мария была бесстрашной всадницей и с радостью пускала лошадь в галоп. Однажды ее сбила с лошади протянувшаяся над тропой ветка. Охота была в разгаре, так что охотники проскакали мимо, не заметив ее падения; более того, всадники растоптали ее головной убор. Однако Мария причесала волосы заново, села на лошадь и догнала охотников. После этого «она решила отказаться от этого занятия» — но не сдержала слова.