Родерик Грэм - Мария Стюарт

Примерно в это же время Мария написала несколько поэтических строк в часослове, который она хранила при себе с тех пор, как приехала во Францию. Казалось, она использовала этот бесценный средневековый молитвенник как записную книжку, чтобы занять чем-либо время в моменты депрессии, и ее комментарии до крайности грустны. Многие записи, например, такие как «была ли чья-либо судьба грустнее, чем моя?», полны отчаяния и могли быть внесены на протяжении большого промежутка времени. Теперь она приняла свою судьбу — «Теперь я уже не та, что была раньше!» — и, кажется, рассматривала жизнь как нечто, что нужно претерпеть в ожидании смерти. Мария не была глубоким мыслителем, но эти строки показывают темную сторону ее характера. Сияющая улыбка и придворное очарование покинули ее, а тюремное заключение начало разъедать ее оптимизм. Через пять лет, в 1580 году, она, как считается, написала «Эссе о бедствиях», сборник кратких заметок, посвященных ее заключению, не имеющий четкого плана. Оно выглядит так, как если бы она начала собирать свои размышления и подкреплять их затем примерами. Поскольку ее лишили возможности выполнять долг, к которому «Господь предназначил меня с колыбели», Мария стремилась привести примеры жизненных бедствий — «столь хорошо знакомый мне предмет», — считая, что вряд ли кто испытал больше, и никто из правителей уж точно здесь с ней не сравнится.

Поэтому она начала с обоснования данного ей Богом права на власть и уникальности своего положения. Она изложила план — которому сама потом не стала следовать — рассмотрения душевных и физических страданий, после чего Господь, наконец, простит всех грешников. За неизбежными примерами из Писания следовало отступление к античным авторам и знаменитым случаям самоубийства. Она обвиняла «знатного и благородного государя, которого я имею честь числить среди своих родственников», в том, что тот запятнал «знаменитое имя», не исповедовавшись в небольшом бесчестье. Мария не сказала, кого из родственников имела в виду, но у нее был богатый выбор. Она завершила труд предупреждением о том, что хотя смирение есть великая добродетель, те, кто призван к величию, не должны избегать предназначенной им Богом обязанности. Вся работа, с ее многочисленными зачеркиваниями, пропусками и исправлениями, представляет собой написанную подростком версию ученой проповеди князя церкви, однако во время ее составления Марии было тридцать восемь лет и от нее можно было бы ожидать большей зрелости. Она больше не думала о побеге и возвращении к власти, и ее единственной надеждой на будущее была ее неколебимая вера в Бога и мелкие улучшения и послабления, предоставляемые узникам, заключенным в тюрьму пожизненно.

Главными среди этих послаблений были, конечно, ее визиты в Бакстон, которые, как она находила, облегчали боль в суставах. В конце мая 1577 года Но упоминал об обнадеживавших слухах. Мария и он получили «тайное» сообщение о том, что Елизавета собиралась посетить Бакстон, а оттуда она, переодевшись, поедет в Чатсуорт, чтобы встретиться с Марией. Но был не вполне в этом убежден, однако Мария была уверена, что наконец увидит свою кузину. Это была иллюзия, а информация оказалась ложной. От встречи невозможно было выиграть ничего, кроме устных заверений в любви и дружбе, кроме того, она могла привести к нелицеприятному сравнению внешности обеих женщин. Елизавету обвиняли в том, что она боялась подчиниться несомненному очарованию Марии, но оно сильнее всего действовало на мужчин, а Елизавета поддавалась только на мужские комплименты. Если Елизавета и имела сомнения относительно того, как себя вести, она великолепно затянула время, и если даже здесь и была возможность оказаться в ситуации, когда необходимо было действие, она искусно избежала ловушки. Две королевы так никогда и не встретятся, и во всех художественных изображениях такой встречи драматический эффект оказывался в лучшем случае слабым, ничего не добавляя пьесе.

Отражением тогдашнего настроения Марии служит факт составления ею варианта нового завещания. В случае смерти в тюрьме, чего королева теперь ожидала, она просила о том, чтобы ее тело перевезли в собор Сен-Дени и похоронили рядом с первым мужем, Франциском II, а также о том, чтобы Яков наследовал все ее имущество и права на английскую корону при условии, что он обратится в католичество. Если бы обращения не состоялось, Мария передавала все права Филиппу Испанскому, с тем чтобы он распорядился ими по собственному усмотрению и по совету папы. Если бы Яков скончался раньше нее, корона Шотландии досталась бы графу Ленноксу или Клоду Хэмилтону; выбрать из них предстояло Лотарингскому дому на том условии, что избранник должен был вступить в брак с представительницей этого семейства. Леди Арабелла должна была стать графиней Леннокс. История должна быть благодарна тому, что это завещание не вступило в силу, поскольку результатом стала бы война между Англией и Испанией и гражданская война в Шотландии.