Вечером того же дня празднование продолжалось на эспланаде замка, где возвели макет крепости. Там были горцы, одетые в козлиные шкуры и метавшие огненные шары, демоны и мавры в овечьих шкурах, атаковавшие крепость с огненными мечами в руках. Солдаты защищали крепость от всех пришельцев, и она осталась неприступной. После этого запустили фейерверки. Их заранее, на протяжении семи предшествовавших дней, тайно разместили в стенах и среди камней под руководством командующего королевской артиллерией. Мария устраивала подобное представление, хотя и в меньшем масштабе, по случаю свадьбы лорда Флеминга в 1562 году. Тогда в Дансаппи-Лох близ Холируда было разыграно морское сражение с фейерверками и артиллерийскими залпами. На этот раз Бедфорд мог сообщить в Англию, что был свидетелем «фейерверков, артиллерийской канонады и прочих зрелищ, приятных человеческому глазу». Он, впрочем, был оскорблен одним из представлений — масок, — придуманным слугой Марии Себастьяном Паже. В ходе представления мужчины, наряженные сатирами, намеренно трясли своими хвостами, указывая на англичан, а шотландцы при этом закатывались от смеха. Поскольку англичане знали о традиционной шотландской (и французской) шутке — у англичан есть хвосты, — представление задумывалось, чтобы их шокировать. Хаттон, один из членов свиты английского посла, сказал Мелвиллу, что «если бы не присутствие королевы, он вонзил бы кинжал в сердце этого негодяя-француза Себастьяна». Но это был всего лишь незначительный эпизод в ходе трехдневного праздника.
Крестины оказались успешными, а Мария «вела себя великолепно» и развлекала «всех благородных гостей самым наилучшим образом», хотя почти все время испытывала боль: незадолго до этого она во время поездки верхом поранила грудь, которая теперь распухла. Хотя то, что символизировал праздник, и было полной иллюзией, а верность всех шотландских дворян короне Стюартов — не более чем пропагандистской уловкой, по своей роскоши и великолепию он, безусловно, приближался к триумфам Валуа, и Мария знала: дяди полностью одобрили бы его. Тот факт, что праздник поверг корону в долги и привел к росту налогов, не имел значения, а утрата гобелена и турецкого ковра, обнаружившаяся при составлении инвентарных описей, была совершенно не важна.
Дарнли не присутствовал на празднике. «В своей нерешительности он не знал, появиться ли ему на крестинах или же отправиться к отцу в Глазго. На самом деле Дарнли дулся в своих покоях в Стирлинге, куда пригласил для аудиенции дю Крока. Господин последнего недвусмысленно приказал ему воздержаться от подобных визитов. Однако посол посетил Дарнли и рассказал об одной из причин, по которой король не желал появляться на публике: “Его дурное поведение неисцелимо, и от него не стоит ждать ничего хорошего по причинам, о которых я расскажу вам лично”». В реальности Дарнли перешел от второй к третьей стадии сифилиса, хотя его болезнь придворные обычно прикрывали эвфемизмом «ветрянка».
Болезнь Дарнли стала очевидной с момента его прибытия в Шотландию, где ее назвали «корью». На той стадии у него во рту должны были образоваться гнойники, а дыхание стать поистине зловонным. «Сыпь» представляла собой гнойники, или «гуммы»; и только из высочайшего чувства долга Мария могла позволить себе забеременеть от него. Ей повезло, что она сама не заразилась. Когда дю Крок посетил Дарнли, тот проходил курс лечения ртутью и медицинскими ваннами с водой, насыщенной парами сероводорода. Дю Крок отметил, что король потерял почти все зубы и волосы, а ртутные лекарства вызывали повышенное слюноотделение — другими словами, у него изо рта капала слюна. Если бы младенец Яков умер, королевская чета не сумела бы произвести на свет его брата, чтобы обеспечить наследование престола.
В канун Рождества 1566 года Мария даровала королевское прощение Мортону и другим участникам заговора против Риццио, распространив свое милосердие даже на Керра из Фаудонсайда, наставлявшего пистолет на ее живот. Прощения не получили Джордж Дуглас и Эндрю Мар, хотя в Крейгмилларе лорды просили ее простить всех. Они обещали освободить ее от Дарнли «прочими средствами» после того, как заговорщикам будет оказана милость, и теперь, хотя прощение и оказалось частичным, чувствовали себя связанными торжественным обязательством выполнить свою часть сделки. Впрочем, Мария вряд ли понимала, что после дарования ею прощения заговорщикам вступает в силу Крейгмилларское соглашение.
Читать дальше