Игорь Дьяконов: Предыстория армянского народа (история Армянского нагорья с 1500 по 500 г. до н.э.: хурриты, лувийцы, протоармяне)

Наконец, культурная преемственность является наиболее расплывчатым и неопределенным понятием. Однако в тех случаях, когда тот или иной народ под влиянием определенных исторических факторов меняет свой язык, не только антропологическая преемственность, но и преемственность в материальной и духовной культуре всегда покажет, что перед нами тот же самый народ, что и раньше, хотя язык его изменился. Правда, картина здесь непрерывно меняется благодаря [8] взаимным влияниям и заимствованиям культурных изобретений, и даже модам, шагающим через этнические границы. Но учет фактора культурной преемственности предостережет нас от соблазна начинать общественно-историческую и культурную историю народа заново по той лишь причине, что сменился его язык. Если, например, тот или иной народ уже достиг уровня классовой цивилизации, то следует ожидать, что выработавшиеся у него институты классового общества сохранятся и буду развиваться дальше, несмотря на изменение языка; историю страны можно считать как бы начинающейся заново лишь в том случае, когда можно доказать, что изменение языка в данном случае связано с массовым заселением территории новым и притом стоящим на другом общественно-культурном уровне этносом, вовсе или в значительной мере вытеснившим или истребившим прежнее население.

Применительно к древним периодам истории Армянского нагорья следует помнить, что о духовной культуре местного населения в III–II тыс. до н. э. мы не знаем практически почти ничего, а в I тыс. до н. э. — чрезвычайно мало; археологические же культуры, выделенные преимущественно на основании разнообразных и меняющихся типов керамических и других материальных изделий, определялись в своем сложении множеством конкретных местных факторов, далеко не всегда только этнических, и не могут однозначно отождествляться с этническими группировками.

Эти предварительные замечания были совершенно необходимы для правильного понимания стоящей перед нами проблемы.

Археологические данные о материальной культуре жителей Армянского нагорья и непосредственно примыкающих к нему территорий в III–II тыс. до н. э. были отчасти освещены ранее другими исследователями, отчасти же мы их вкратце коснемся ниже, а здесь этого аспекта этнической проблемы мы будем касаться лишь попутно.

Антропологический состав.Что касается антропологических типов, то в нагорных областях Передней Азии издавна были распространены две малые расы так называемой европеоидной большой расы: 1) средиземноморская, [9] характеризуемая смуглым цветом кожи, темными волнистыми волосами, удлиненным носом, узким лицом и долихоцефальным черепом, и 2) балкано-кавказская раса, характеризуемая темными волосами, выпуклым носом, широким лицом, обильной растительностью на лице и на теле и брахицефальным черепом. С течением времени (особенно с начала II тыс. до н. э.), судя по довольно скудным антропологическим находкам и древним изображениям, балкано-кавказская раса все более начинает преобладать [1] См. A. Gоetze, Kleinasien, 2. Ausg., München, 1957, стр. 8 и сл. . На Армянском нагорье, в Северной Месопотамии и отчасти в Малой Азии с I тыс. до н. э., а может быть и раньше, наиболее распространенным являлся ассироидный (арменоидный) вариант этой же расы. К нему, как известно, принадлежит и сейчас большинство армянского народа.

Имеющихся данных явно недостаточно, чтобы судить по антропологическим материалам об истории этнических группировок на изучаемой территории.

Языковая ситуация в III–II тыс. до н. э.Таким образом, нам предстоит сейчас обрисовать, главным образом, языковую ситуацию, существовавшую на Армянском нагорье и соседних территориях в III–II тыс. до н. э.

В горных областях центральной и восточной Малой Азии (включая Черноморское побережье), Армянского нагорья и Иранского Азербайджана в древнейшие времена известны племена и народы, говорившие на языках по по карайней мере трех, а скорее — четырех групп.

Хатты. Каски. Абешлайцы. К первой из них относятся так называемые хатты[2] Они называются также протохеттами , что неточно, так как их язык не является предком хеттского. (не смешивать с хеттами). Их язык известен нам по записям религиозных обрядовых отрывков в дворцовых архивах Хеттского царства, найденных на городище Богаз-кёй. К сожалению, хеттские писцы, записывавшие эти отрывки (часто с их [10] хеттским переводом), сами этого языка уже не понимали, и их записи, по-видимому, не точны; кроме того, система аккадской клинописи, применявшаяся в ее хеттской разновидности для записи хаттских текстов, была совершенно не приспособлена для передачи хаттского звукового состава; поэтому до сих пор невозможно восстановить фонологию хаттского, а это делает невозможным и достоверное решение вопроса о его принадлежности к какой-либо определенной языковой семье, так как нельзя установить закономерные звуковые соответствия между хаттским и каким-либо другим языком (простое внешнее сходство звучания слов или собственных имен, не подтвержденное выявлением определенных закономерностей, не является научным основанием для установления родства, так как оно может объясняться случайными созвучиями, очень нередкими во всех языках мира). Грамматическая структура хаттского начинает выясняться только в последние годы благодаря трудам Э. Форрера, Э. Лароша, И. М. Дунаевской и А. Камменхубер [3] См. сводку литературы в ст.: И. М. Дунаевская, Принципы структуры хаттского (протохеттского) глагола, «Переднеазиатский сборник», М, 1961, стр. 63-64. ; она являет черты разительного структурного сходства с северо-западными кавказскими языками (абхазо-адыгскими), что само по себе еще не доказывает родства между ними и хаттским (так как аналогичная грамматическая структура может существовать и в неродственных языках), но делает это родство вероятным [4] См. И. М. Дунаевская, О структурном сходстве хаттского языка с языками северо-западного Кавказа, «Исследования по истории культуры народов Востока. Сб. в честь акад. И. А. Орбели», М.-Л., 1960, стр. 73-77. . Со стороны звукового материала грамматических показателей, как кажется, нет ничего, что говорило бы против родства хаттского с абхазо-адыгскими языками, и есть также некоторые, правда, скудные и очень спорные данные о возможной близости его и с языками южнокавказскими (картвельскими, или иберо-грузинскими). Предположительно — но без всякой гарантии в достоверности такого предположения — можно рассматривать хаттский [11] язык либо как очень древнее ответвление от абхазо-адыгской группы, либо как промежуточное звено между этими языками и языками грузинской группы.