Карина Кокрэлл - Мировая история в легендах и мифах

А новый король прямо на следующий день после того злополучного приема начал отторгать земельные вотчины у тех, кому не совсем доверял. Те, кому он не доверял совсем, довольствовались обычно двумя аршинами земли.

Король Жоан с особой силой обрушился на соратников и сподвижников своего отца. Первой жертвой пал могущественный герцог Браганца и его семейство. Но герцог был хотя бы казнен традиционно — палач, плаха. А вот с шурином молодого короля все получилось гораздо более просто и зловеще. Жоан, когда тот, оказавшись у короля в гостях, непредусмотрительно подошел к нему слишком близко, просто вогнал ему в сонную артерию кинжал (мастифов рядом не было): новый король нервно относился к тем, кто нарушал установленную им дистанцию. Йодного подозрения, что шурин мог вступить в заговор с его врагами, было достаточно. Гигантские угодья и Браганцы, и королевского шурина Виссу были немедленно конфискованы Короной. Вот это и привело португальских дворян в настоящий ужас, и начался их исход из Португалии. Король победил. Нищими, но непокоренными бродили по Европе лишенные земель и титулов португальские аристократы-беженцы. Большинство их осело в Испании Фердинанда и Изабеллы. Кастильскую Чету видели защитницей от произвола своего короля.

Жоан, однако, своих обезземеленных аристократов в Португалии не задерживал — больше заботился, чтобы в его страну притекали и оставались лучшие космографы, географы, астрономы и навигаторы. И после изумительных открытий богатейших золотых месторождений в новых землях западной Африки стал их личным покровителем — стремясь к славе Генриха Навигатора, не иначе. Сундуки казны, ополовиненные войной его отца Альфонсо V с испанской короной, снова наполнились звонким золотом, источавшим теплое сияние, что сводило с ума всех — и простолюдинов, и королей. Испанские же монархи, занятые освобождением своих земель от последних мавров, беднели стремительно. На морские экспедиции у них не было ни людей, ни ресурсов. Испания все больше отставала от своей непримиримой иберийской «двоюродной сестры». Португалия стала неоспоримой владычицей морей, и казалось, ситуацию уже ничто не изменит .

Королева Испании заглазно называла венценосного португальца «Е1 НотЬге», «Этот Человек» — со смесью неприязни, зависти и одобрения (естественно, она и сама не гнушалась расправами с собственными несогласными дворянами, так что в этом «коллегу» в глубине души понимала). А он называл ее «La Mulher», «Эта Женщина» — со смесью женоненавистничества и восхищения ее фанатичным стремлением к поставленной цели. Изабелла по материнской линии и сама была наследницей древних и славных португальских родов и с детства прекрасно говорила на португальском. В общем, несмотря на то, что степень личной неприязни между монархами время от времени менялась, одно оставалось неизменным — соперничество за то, кто — Испания или Португалия — станет хозяйкой в новом мире, который все-таки расширялся с каждым годом все больше по мере того, как все дальше уплывали моряки от изведанных берегов, вверяя жизни небольшим, скрипучим деревянным конструкциям посреди бездонного и бескрайнего (в самом прямом смысле) Океана. Для огромного большинства географов и навигаторов Океан был почти таким же неведомым, как звездное небо. Недостаток достоверной информации восполняли морские байки. Так появлялись на картах неведомых вод надписи вроде «HICSVNTDRACONES». Инстинкт самосохранения до поры брал свое. Но если бы только этот благоразумный инстинкт всегда правил людьми! Ах, и кто знает, каким бы был тогда наш мир, не будь в нем случайных совпадений — как счастливых, так и злополучных?

Аббатисса обители Всех Святых мать Андреа очень привязалась к своей воспитаннице, дочери капитана-губернатора dom Перестрелло. Было в этом что-то от гордости мастера за свое наиболее удачное создание. В конце концов, пятнадцать лет назад к ним с острова Порту-Санту попало одержимое маленькое существо, которое удалось превратить в благочестивую, разумную девицу.

Мать Андреа поначалу не знала, какую взвалила на себя ношу, взяв девочку в обитель. Фелипа была хорошенькой и выглядела обычным ребенком. Когда донна Перестрелло, плачущая и смертельно бледная, рассказывала о голосах из моря, которые якобы слышит дочь, и о ее рисунках, и как ребенка едва спасли, потому что девочка пошла на какой-то зов прямо в глубину, настоятельница слушала, недоверчиво поджав губы, полагая, что распутная аристократка (даже в обитель явилась в платье с глубоким вырезом!) просто хочет избавиться от дочери и оставляет ее на попечение монастыря, чтобы более свободно продолжать свое распутство. В Лиссабон доходили слухи о предосудительном поведении самой донны Перестрелло после смерти мужа. Болтали, что она взяла себе в любовники какого-то испанского капитана, укрывшегося на острове от шторма, да так и задержавшегося у вдовы на несколько лет. В общем, губернаторша острова Порту-Санту произвела на аббатиссу впечатление самое неблагоприятное. Поэтому мать Андреа жестко заявила бледной как полотно донне Перестрелло, что ребенок, несомненно, расплачивается за ее грехи, и что она, мать Андреа, возьмет одержимого ребенка в обитель Всех Святых только при условии, что донна Перестрелло и приближаться не посмеет к воротам. Самым трудным было оторвать от матери ручонки Фе-липы… Но мать Андреа отступать не привыкла.