Алексей Марков - Что значит быть студентом - Работы 1995-2002 годов

Эти формы новой «пролетарской» студенческой общественности принципиально противоречили габитусу «старого» студента. «Война» оказалась в таких условиях неизбежной. Раскол проявился уже в конфликте обращений. «Коллеги» и «господа студенты» звучало ругательством в устах «пролетария», равно как для другой стороны — «коммунисты» и «товарищи» [233] Красный студент. 1924. № 1. С. 46–47; № 2. С. 45–46; № 3. С. 19 и др. . Однако обобщенным определением враждебных «стариков» — и особенно их политических лидеров — явилось заимствованное из дореволюционного студенческого языка понятие «белоподкладочник» [234] На штурм науки. С. 12–13, 17, 20–21, 24, 28–29, 60, 68, 73, 86, и др. . Оно приобрело новую коннотацию — политическую, поскольку ассоциировалось с «белыми», с «контрреволюцией». Политизация разгоравшейся «войны» тем более характерна, что «чистая» политика была не в моде у дореволюционного студенчества [235] Kassow S. D. Students, Professors, and the State in Tsarist Russia Berkeley; Los Angeles; L., 1989. P. 8–11. . На первых сходках с участием рабфаковцев и командированных партийными и советскими инстанциями первокурсников обе стороны широко использовали «разоблачения» политической принадлежности того или иного оратора или лидера как наиболее эффективную стратегию достижения своих целей: при этом «пролетариям» было проще — они даже бравировали фактом членства в РКП(б) или РКСМ. «Вечным» студентам, ратовавшим за автономию и аполитичность университета и согласовывавшим свои шаги с традицией и дореволюционным опытом, признание давалось не без труда, тем паче что грозило политическими преследованиями [236] На штурм науки. С. 21–22. . Они стремились представить их политическую принадлежность несущественным для университетской и институтской политики фактом. С. Жаба в эмиграции констатировал определенное «поправение» петроградских студентов начала 1920-х годов: от социалистов (эсеров и меньшевиков) к конституционным демократам [237] Жаба С. Петроградское студенчество в борьбе за свободную высшую школу. С. 57. Интересно, что Жаба воспроизводит традиционный студенческий дискурс о разложении, об «омещанивании» студенчества, выводя тип безнравственного аполитичного «деловика»: Там же. С. 58–59. . Скорее всего, имелась в виду небольшая группа студентов-«политиков», постоянный элемент дореволюционной студенческой жизни. Для большинства учащихся, вероятно, студенчество существовало как политический фактор, но вне партийного спектра, одновременно ассоциируясь с либерально-демократическим и социалистическим его оттенками. Сам факт использования «политики» как аргумента показывает, что на сходке собрались в основном представители так называемого «болота», воспитанные на «старых» ценностях.

Следующему сражению суждено было разразиться вокруг вопроса о статусе слушателей рабочих факультетов: студенты ли они? «Старые» лидеры давали на этот вопрос отрицательный ответ, мотивируя его и подготовительной — формально — целью рабфака, и неинтегрированностью его учащихся в студенческую жизнь, их незнанием ее традиций и уклада [238] ЦГА СПб. Ф. 7240. Оп. 14. Д. 142. Л. 217 об., 218 об., 219 об.; ЦГАИПД СПб, Ф. 40. Оп. 1. Д. 1б. Л. 40 об. — 41. . «Новое» студенчество в ответ выдвинуло обвинения сугубо «классового» и «политического» характера. Ощущая себя «пролетариями» в университете, «красные» студенты объясняли презрение и недоброжелательность «старых» лидеров «классовой ненавистью» [239] На штурм науки. С. 60–61, 72–79; Красный студент. № 3. С. 19; № 4/5. С. 7–11. . Они апеллировали к идеалам студенческой демократии и потому добились признания.

Кроме того, вопрос о правах носил и политико-административный характер: кто будет представительствовать от студенчества в президиуме университета или вуза и в президиумах факультетов, в студенческих — академической, хозяйственной и прочих — комиссиях? Не добившись в ряде мест изменения расстановки сил в свою пользу с самого начала, студенты-пролетарии прибегли к «незаконным», с точки зрения многолетней практики созыва и решения вопросов на сходках, приемам: подавляли «старое» студенчество организованностью рабфаковцев, использовали «тяжелую артиллерию» в виде угроз и увещеваний партийных и советских функционеров районного и городского масштаба [240] ЦГА СПб. Ф. 7240. Оп. 14. Д. 142. Л. 217 об., 218 об., 219 об.; Жаба С. Указ. соч. С. 30, 33–34, 36, 39–40, 44. . Тем самым было продемонстрировано не только нежелание играть по чужим правилам, но и отсутствие каких-либо этических проблем по поводу их игнорирования. Залогом тому было расстояние, разделявшее две группировки, в их видении мира, в их габитусе — они жили в совершенно разных измерениях. П. Бурдье в свое время отметил, что «буржуа» уделяет исключительное внимание форме «исполнения произведения» и манере «художника», тогда как в «народной» (в широком смысле слова) эстетике им приписывается сугубо функциональное значение: они служат для механической передачи изображаемого объекта [241] Bourdieu P. La distinction: critique sociale du jugement. Paris, 1979. P. I–VIII. . Это в полной мере проявилось и в нашем случае. Важен был не регламент, а практический результат.