И Петров - Четверть века в Большом (Жизнь, Творчество, Размышления)

Вначале, когда мы вылетели из Москвы, самолет взял курс на Париж. Здесь мы пересели на самолет компании "Эр Франс", и он направился в Америку. Чтобы не лететь через океан, мы для большей безопасности должны были двигаться вдоль берегов Англии, Исландии, Гренландии и Канады.

Однако не обошлось без приключений. Пролетели мы около часа, получили чашечку кофе с конфеткой - наш первый завтрак - как вдруг стюардесса объявляет, что в связи с непредвиденными обстоятельствами самолет возвращается в Париж. Мы еще час пролетели до Парижа, нас пригласили в аэропорт, угостили ленчем, а в это время стали ремонтировать наш самолет. Оказывается, один из четырех двигателей отказал. Так что мы просидели на аэродроме два с половиной или три часа, и опять объявили посадку. На этот раз полет прошел гладко, и мы приземлились в аэропорту имени Дж. Кеннеди, построенном по последнему слову техники. Здесь самолет подъезжает к большому помещению, из которого к нему подается коридор, и когда пассажиры выходят из самолета, то сразу попадают в здание аэропорта. Так что не страшны ни дождь, ни снег, ни ветер, ни холод.

В аэропорту нас встретил антрепренер Герберт Барет. Он помог нам расположиться в нью-йоркской гостинице и пригласил в ресторан. Здесь Барет объяснил мне маршрут выступлений по Америке: шесть сольных концертов и один вечер в Нью-Орлеане, на юге Соединенных Штатов, где я должен был принять участие в концертном исполнении оперы "Борис Годунов".

Первый мой сольный концерт был намечен в небольшом городе Юджине, штат Орегон, почти на побережье Тихого океана. Мы немножко отдохнули в Нью-Йорке и на следующий день отправились в Юджин. Самолет, на котором мы летели, был небольшой, летел невысоко и делал частые посадки. Для транзитных пассажиров, какими мы были, в аэропортах Америки отведены специальные места для отдыха с мягкими креслами и бесплатный бар. Мы с благодарностью пользовались им, чтобы скрасить наш долгий полет.

Наконец, мы прибыли в Юджин. На следующий день мне предстоял концерт, но все же мы с женой и с Семеном Климентьевичем пошли посмотреть городок. Это одноэтажная Америка, которая очень отличается от городов с небоскребами, неимоверно давящими своей огромной черной массой. Здесь же все домики не похожи один на другой, окружены стрижеными газонами и палисадничками с цветами - все это очень радует глаз.

У одного из устроителей концерта я спросил, каков у них концертный зал, на что тот ответил, что акустика у них неважная.

- А микрофоны есть? - спросил я.

- Нет, у нас с микрофонами не поют.

- А большой зал?

- Большой.

- Сколько вмещает?

- Двенадцать тысяч.

Я думал, что я ослышался и переспросил:

- Сколько, сколько?

Он повторил:

- Двенадцать тысяч.

У меня сердце ушло в пятки. Ведь в программе первого отделения были произведения Бетховена, Брамса, Шуберта, Россини, в программе второго Глинка, Даргомыжский, Бородин, Мусоргский, "Эй, ухнем!" Кенемана и два произведения Хренникова. Этот камерный репертуар требует не мощного звука, а выразительного пения, полутонов. Я схватился за голову.

- Давайте изменим программу, так же нельзя!

- Нет-нет, программа отпечатана. У нас не полагается менять ее. Публика идет на объявленную программу, иначе будут неприятные разговоры.

- Когда же можно посмотреть этот зал?

- Завтра утром.

- Но завтра уже концерт.

- Перед концертом и попробуете зал.

Пришли мы утром к концертному залу, и оказалось, что это баскетбольный зал при университете: баскетбол в Америке очень распространен.

- Как же я здесь буду петь? - удивился я.

- Ничего, ничего, вечером увидите, все будет в порядке

- Но где сцена?

- Все сделаем, не беспокойтесь.

К вечеру мне страшно захотелось спать. Ведь разница во времени составляет между Москвой и Юджином одиннадцать часов! И хотя я взял с собой большой термос с кофе, ноги буквально не шли. Однако нужно было собраться и спеть.

Я пришел в зал и убедился, что сцена сделана очень оригинально. Она выезжала из бокового отсека и сверху была покрыта отполированной деревянной раковиной. Эта раковина как рупор фокусировала звук, и он несся в зал. Я запел и понял, что мой голос хорошо слышен. Публика меня принимала прекрасно, и мне долго аплодировали.

После первого отделения пришла за кулисы моя жена и сказала, что голос звучит, все замечательно слышно. Я успокоился, второе отделение пел уже спокойнее и лучше и был очень рад, что "первый блин" не вышел комом. На следующий день в газетах меня похвалили за программу, за то, что я пел мягко и в стиле. Понравилась и американская песня "Миссисипи", которую я спел на "бис".