Я часто бывал и на концертах Сергея Яковлевича, и, кроме удовольствия, получал, как на уроках, много интересных сведений, а его вокальные и актерские приемы давали мне повод для важных выводов. Сольные выступления певца всегда проходили в переполненных залах и имели грандиозный успех.
Сергей Яковлевич тоже бывал на моих концертах, и одна из его похвал так запомнилась мне, что я хочу о ней рассказать
Я пел в тот вечер произведения Булахова, Дютша, Варламова, Оппеля, Абаза и других композиторов. По окончании моего выступления Лемешев пришел ко мне за кулисы и воскликнул: "Я поражен! Не тем, что у вас прелестно звучит голос и что вы поете с настроением. Нет! Меня поразил "Колокольчик" Гурилева. Когда вы спели первый куплет и взяли верхнюю ноту на форте, я решил, что так и должно быть. И вам это легко. Но тогда я подумал: "А как же вы справитесь со вторым куплетом, когда эту ноту нужно будет взять на пианиссимо? И вы меня покорили. Такого пианиссимо не всякий тенор может достичь! Пожалуй, и я не смогу!".
Много лет мы с Сергеем Яковлевичем проработали в Большом театре. Мне не забыть его необыкновенно ласкового отношения ко мне. "Ванечка" - так всегда называл он меня. А ведь "Ванечка" был на голову выше Сергея Яковлевича. Видимо, потому, что я был моложе Лемешева на семнадцать лет, он обращался ко мне так по-отечески ласково. Я же, как и все актеры, особенно молодежь, боготворил Сергея Яковлевича и относился к нему с большой нежностью и любовью.
Но если я заговорил о тенорах, то должен много лестных слов сказать и о Никандре Сергеевиче Ханаеве, отношение которого ко мне тоже могу назвать отеческим. Когда я спел две-три партии в театре, он сказал мне: "Ваня, помяни мое слово! Через несколько лет ты будешь премьером в театре". Ему было виднее...
Ханаев обладал редчайшим драматическим тенором огромного диапазона и владел им отлично. Он был невысокого роста, но строен, всегда подтянут, обаятелен. За кулисами театра Никандр Сергеевич появлялся прекрасно одетым, в белой крахмальной рубашке, с бабочкой. И на сцене он всегда производил сильное впечатление. Его голос просто поражал силой и металлическим блеском, а целеустремленность, собранность, артистический темперамент захватывали слушателей. Вот и сейчас он встает передо мной в своих ролях, а их целая галерея: Герман, Садко, Собинин, Финн, Хозе, Радамес, Отелло, Каварадосси, Каховский. Не могу решить, какой из них отдать предпочтение.
Одним из ведущих теноров Большого театра был также Федор Петрович Федотов, с которым мы выступали во многих операх. Помню его лирико-драматический мягкий и очень красивый голос. В "Руслане", например, он замечательно исполнял партию Финна. Это был мужественный старец и добрый волшебник. Он пел также Манрико, Садко, Вакулу, Тучу в "Псковитянке", Радамеса, Хозе, Собинина.
Красивым, плотным драматическим тенором обладал и Яков Иванович Енакиев. Правда, репертуар этого артиста был ограниченным, но зато такие партии, как Радамес, Каварадосси, Собинин, звучали у него превосходно: насыщенно, звонко, мощно. Особенно запомнились его верхние ноты. Его голос на них просто парил над хором и оркестром. К сожалению, он не обладал большим актерским дарованием, но пел замечательно.
Я очень дружил с Соломоном Марковичем Хромченко. Его голос, очень красивый по тембру, можно назвать ультралирическим тенором, поэтому Хромченко, в очередь с Козловским и Лемешевым, вел весь лирический репертуар. Он пел Ленского, Альфреда, Герцога, Индийского гостя, Берендея. Когда Соломону Марковичу было восемьдесят, он записывал на радио неаполитанские песни, и голос его звучал свежо и молодо. Удивительно!
Ультралирическим тенором обладал и Давид Федорович Бадридзе. Еще более светлым, чем у Хромченко, и тоже очень звонким. Мы с ним часто выступали в одних и тех же спектаклях. Он исполнял Фауста, Синодола, Индийского гостя, Альфреда в "Травиате" и много других партий.
Одним из моих партнеров был и Павел Иванович Чекин, наделенный лирическим тенором, но с характерным оттенком, помогавшим ему легко "лепить" разные образы. Он хорошо пел Ленского, Альфреда, Герцога, Индийского гостя, а также создал выразительный образ Еника в "Проданной невесте" Сметаны. В "Борисе Годунове" он был прекрасным Шуйским.
Партии, предназначавшиеся для лирического тенора, с успехом пел и Анатолий Иванович Орфенов. Очень музыкальный, он быстро учил весь репертуар, мог петь все, что ему предлагали. Уверенные в его высоком профессионализме, мы никогда за него не боялись. Все у него всегда звучало.
Читать дальше