Многие, конечно, помнят Алексея Петровича Иванова. Он пришел в театр немного раньше меня, и я был на его дебюте в "Риголетто", где Алексей Петрович поразил всех своим сильным драматическим баритоном. При этом он так выразительно пел, с таким вдохновением играл, что не только был принят в труппу, но и сразу же стал ведущим артистом и с огромным успехом исполнял весь драматический репертуар Большого театра. Среди его лучших партий Риголетто, Демон, Князь Игорь, Грязной, Амонасро, Мазепа, Скарпиа.
Однако Алексей Петрович пел не только драматические партии. Я слышал его в роли Фигаро в "Севильском цирюльнике". Несмотря на то, что у певца был мощный баритон с басовым оттенком, партию Фигаро, требующую легкости, он пел прекрасно и справлялся с ней без труда. И актерски он проводил ее просто здорово, легко двигаясь, с улыбкой, непринужденно.
Алексей Петрович очень серьезно относился к костюму, стремился, чтобы он был эффектным и хорошо на нем сидел. Сам гримировался, хорошо знал свое лицо, и это помогало ему создать выразительный облик, а значит и образ своего героя. Но еще более важное значение имела его фразировка: каждое слово было слышно в зале, и каждое было обусловлено внутренним состоянием актера.
Несмотря на то, что я был гораздо моложе Алексея Петровича, мы с ним так близко сошлись, что он как-то предложил снять с ним рядом дачу. Я согласился, и это было не только приятно, но и полезно: от Алексея Петровича я почерпнул для себя, как актера и певца, много важного. Я учился у него искусству интерпретации, фразировки, актерскому мастерству.
Среди других певцов-баритонов мне очень нравился Петр Михайлович Медведев. Сначала он работал в пекарне, был простым пекарем, но увлекся пением, участвовал в самодеятельности, ему посоветовали пойти учиться, и он действительно стал настоящим оперным певцом. У Петра Михайловича был настоящий драматический баритон, который особенно красиво звучал в верхнем регистре. Он прекрасно пел Томского, Демона, Вильгельма Телля, Грязного, Амонасро.
Меня удивило, что выходец из народа, который добился в своем искусстве такого мастерства, покинул сцену, не получив никакого звания. Мне было очень обидно за него и непонятно, как это могло случиться.
Замечательный по тембру голос - баритон - был у Ильи Петровича Богданова. Он пел в театре сравнительно недолго, лет восемь, исполняя партии Риголетто, Демона, Томского.
Пел в театре и Андрей Алексеевич Иванов, баритон, получивший, как и его однофамилец, звание народного артиста СССР. У него был очень красивый голос. Мягкий, но и с металлическими нотками. Андрей Алексеевич тоже работал в театре недолго, но в течение десяти лет выступал в партиях Князя Игоря, Демона, Валентина.
Большим уважением пользовались в театре и баритоны Пантелеймон Маркович Норцов и Владимир Ричардович Сливинский. Норцов очень хорошо вел лирический репертуар: пел Фигаро, Елецкого, Роберта, Жермона, Мазепу. Я не забуду, как он выходил в роли Жермона - красивый, стройный, подтянутый - и как обращался к Виолетте: снимал цилиндр, медленно стягивал перчатки и, не глядя, опускал их в цилиндр. Все это получалось у него так естественно аристократично! Лучшая же его партия - партия Онегина. Мы знали, что в свое время самыми выдающимися Онегиными были сначала Хохлов, потом Грызунов, а в пятидесятые, шестидесятые годы в этой роли славились Норцов и Сливинский. Они создавали два замечательных и совершенно разных образа.
Сливинский был любимцем и московской, и ленинградской публики. Блестящий, мужественный крепкий голос давал ему возможность петь и драматические партии: Демона, Эскамильо, в которых он пользовался неизменным успехом.
Лирические партии - Онегина, Елецкого - пел Петр Иванович Селиванов. В его репертуаре были также Жермон, Роберт в "Иоланте" и Шакловитый партия, требующая мощного звучания и отличной техники.
Владимир Николаевич Прокошев пришел к нам из Музыкального театра имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко. Он в свое время поразил всех, когда приехал из провинции и спел Риголетто, Ренато в "Бале-маскараде", Грязного. Поразил своим могучим голосом и огромным темпераментом. И в Большом театре он пользовался грандиозным успехом. В репертуаре Прокошева, кроме Грязного, лучшими были партии Троекурова, Демона, Князя Игоря, Эскамильо, Вильгельма Телля.
Очень хорош был на сцене и Давид Александрович Гамрикели, обладатель уникального по красоте и силе лирико-драматического баритона. Еще во время грузинской декады перед самой войной он ярко выделился среди выступавших в Колонном зале. Давид Александрович спел ариозо Мазепы, ариозо Онегина, песню Веденецкого гостя, арию Роберта и серенаду Дон Жуана с таким блеском, что публика, казалось, была готова разнести зал. Его голос, собранный и сочный, заливал все уголки. Когда он поступил к нам в Большой театр, то выступал только в лирическом репертуаре, за исключением партии Риголетто: пел Онегина, Елецкого, Жермона, Веденецкого гостя.
Читать дальше