Лев Безыменский - Операция «Миф»

«СМЕРШ» можно упрекать и обвинять во многом. Единственное, в чем генералов, офицеров, солдат этого секретного органа упрекнуть нельзя, — в бездействии. Сегодня по архивным документам и свидетельствам очевидцев, с которыми я беседовал начиная с 1962 года по сегодняшний день, можно установить хронологию их операций, давших основу для тех причесанных и «обобщенных» докладов, которые поступили на имя Сталина.

История обнаружения останков обитателей «фюрер-бункера» не поддается полному восстановлению по ряду причин. Первая из них — специфика этой истории, которая с момента ее начала была строжайше засекречена, как это было свойственно сталинским органам госбезопасности. О подробностях розысков их участникам было приказано молчать, а так как это были кадровые сотрудники органов, то приказ выполнялся неукоснительно, по крайней мере первые 25 лет. Когда же запрет был ослаблен, то ряды участников сильно поредели. Следует иметь в виду и то, что в спешке майских дней 1945 года документы составлялись подчас небрежно и неполно и впоследствии не корректировались. Наконец, когда участники розысков стали вспоминать, что-то оказалось стертым прошедшим временем, и воспоминания потеряли отчетливость.

Эти обстоятельства мне пришлось учитывать, когда в 1965 году — 30 лет назад! — я, изучив документы, стал «объезжать» тех, чьи имена стояли в актах и протоколах. Начальника отдела «СМЕРШ» 3-й ударной армии отставного полковника Ивана Мирошниченко я нашел в Краснодаре, его заместителя Василия Горбушина — в Ленинграде, начальника отдела «СМЕРШ» 79-го корпуса Ивана Клименко — в Одессе, его офицера Георгия Аксенова — в Городке, врача Фауста Шкаравского — в Киеве. В Москве самую большую помощь оказала мне бывшая переводчица Елена Ржевская (Каган), литературный талант которой сочетался с острой наблюдательностью и памятью на детали. Не обошлось, конечно, без разнобоя и даже споров между уважаемыми ветеранами, а это дело деликатное, и не дай бог обидеть кого-либо из них. Мои записи бесед я сохранил и сегодня могу их использовать полнее, чем раньше, ибо некие запреты в 1965 — 1970 годах еще сохранялись.

Задача поиска выпала на долю контрразведчиков, которые волей событий оказались ближе всего к узловым центрам рейха и к самой имперской канцелярии. Это могли быть контрразведки 3-й ударной или 5-й ударной армии, а дальше дело зависело от умения, настойчивости, чутья и… случая. Этот случай и «выбрал» из многих своим орудием солдат и офицеров 79-го стрелкового корпуса генерала Переверткина, входившего в 3-ю ударную армию. Названный корпус к исходу 1 мая взял рейхстаг, и после окончания боев сотрудники отдела занялись своим делом. Дело же — в первую очередь опрос пленных — само заставило бросить заниматься пустым и бесполезным рейхстагом и переключиться на другой объект, который находился поблизости, на стыке 5-й и 3-й ударных армий, — на рейхсканцелярию.

Хронологически первым свидетельством, добытым в ходе этой операции, можно считать допрос солдата Пауля Марзека, взятого в плен 30 апреля во время боев у рейхстага. 1 мая начальник отдела «СМЕРШ» 79-го стрелкового корпуса подполковник Иван Исаевич Клименко допросил его и узнал, что за два дня до пленения Марзек в группе вновь прибывших для поддержки оборонявших Берлин видел Гитлера во дворе имперской канцелярии. Гитлер вместе с Геббельсом вышел к солдатам и произнес краткую речь

Эти показания подсказали Клименко, куда направить свои поиски, благо что в рейхстаге делать было нечего. Клименко донес в армию о допросе (забавная деталь: он написал, что Марзек видел Гитлера в «гор. Рейхстаг»). Но не будем придираться. Главное: чутье разведчика заставило его не ограничиваться формальной армейской полосой действий, а перенацелиться на имперскую канцелярию.

Тогдашний майор и начальник отдела «СМЕРШ» 207-й дивизии 79-го корпуса, а во время моей беседы с ним пенсионер, Георгий Аксенов вспоминал:

«Вечером 1 мая Клименко позвонил мне и сказал, что бои завершаются и моей задачей будет искать главарей рейха и обнаружить, где находится сейчас Эрнст Тельман. Наутро я и мой комвзвода Ильин с несколькими солдатами отправились в путь и только пересекли Шпрее, как встретили личность, вызвавшую у нас подозрение. „Ты немец?“ — „Нет, русский, моя фамилия Мицкевич“. Он оказался человеком, попавшим в плен еще в 1941 году, и был диктором немецкого радио на белорусском языке. Он стал нашим „путеводителем“ и привел в имперскую канцелярию, где встретил знакомого — чиновника из „обслуги“ по фамилии Цим. С ним спустились в бункер. „Где Гитлер?“ — спрашиваю я. „Не знаю. Говорят, покончил жизнь самоубийством и его сожгли“. После осмотра бункера поднимаемся в сад и здесь-то заметили трупы Геббельса и его жены. Мицкевич сразу подтвердил, что это именно они. Я немедля послал Ильина докладывать в корпус, и в сад приехал Клименко».