Вадим Роговин - Партия расстрелянных

С чисто моральной точки зрения невозможен и ответ на вопрос о допустимости или недопустимости индивидуального террора. Непригодность моральных абсолютов в этом остром вопросе обнаруживается в том факте, что даже «консервативные швейцарские буржуа и сейчас воздают официальную хвалу террористу Вильгельму Теллю». Прогрессивное общественное мнение было на стороне ирландских, русских, польских или индусских террористов, боровшихся против политического или национального гнёта. В условиях гражданской или национально-освободительной войны убийства отдельных насильников перестают быть актами индивидуального терроризма. «Если бы, скажем, революционер взорвал на воздух генерала Франко и его штаб, вряд ли это вызвало бы нравственное возмущение даже у демократических евнухов» [906] Там же. С. 19. . Сегодня к этому мы можем прибавить, что в Германии чтут память участников заговора, осуществивших в июле 1944 года неудавшееся покушение на Гитлера.

Троцкий указывал, что элементарные правила морали, наряду с принципами демократии и привычками социального мира, действуют в эпохи относительно бескризисного развития общества. В этих условиях, «чтоб обеспечить торжество своих интересов в больших вопросах, господствующие классы вынуждены идти во второстепенных вопросах на уступки, разумеется, лишь до тех пор, пока эти уступки мирятся с бухгалтерией. В эпоху капиталистического подъёма, особенно в последние десятилетия перед войной, эти уступки… имели вполне реальный характер… Отношения между классами, по крайней мере, внешним образом, смягчились… Создавалось впечатление всё более свободного, справедливого и гуманного общества. Восходящая линия прогресса казалась „здравому смыслу“ бесконечной».

Однако вместо дальнейшего движения по этому пути разразилась первая мировая война, принесшая человечеству массу потрясений, кризисов и катастроф. «Предохранительные механизмы демократии стали взрываться один за другим. Элементарные правила морали оказались ещё более хрупкими, чем учреждения демократии и иллюзии реформизма. Ложь, клевета, взяточничество, подкуп, насилия, убийства получили небывалые размеры» [907] Там же. С. 9. .

Оценка нравственного состояния человечества, которую дал марксист Троцкий, совпадает с оценками некоторых авторитетных либеральных исследователей середины и второй половины XX века. К ним принадлежит, например, лауреат Нобелевской премии Альберт Швейцер, гуманизм которого подтверждён его собственной подвижнической жизнью. «Солнце этики нашего поколения заволокло тяжёлыми тучами,— писал он в 50-х годах нашего века.— …Совершенно непонятным образом общество начинает благосклонно относиться… к идеям антигуманности». Причины этого Швейцер усматривал, в частности, в том, что «мы привыкли к тому, что высокие надежды предыдущих поколений предаются осмеянию… Мы боимся признаться себе в том, что уже многие десятилетия наши души разъедает ржавчина пессимизма». Современные философы, по Швейцеру, находят себе «прибежище в этических руинах», поскольку не контролируют свою ангажированность, не замечают, что своё мировоззрение строят по образцу заинтересованного, эгоистичного, внеморального отношения к жизни [908] Швейцер А. Культура и этика. М., 1973. С. 271, 275. .

Такое совпадение оценок свидетельствует: «классовый подход» не только не мешает адекватно видеть этическую реальность, но и помогает предвосхищать её будущие состояния.

С элементарными правилами морали тесно связан «общечеловеческий» здравый смысл, который Троцкий называл низшей формой интеллекта. «Основной капитал здравого смысла состоит из элементарных выводов общечеловеческого опыта: не класть пальцев в огонь, идти по возможности по прямой линии, не дразнить злых собак… и пр., и пр. При устойчивости социальной среды здравый смысл оказывается достаточен, чтобы торговать, лечить, писать стихи, руководить профессиональным союзом, голосовать в парламенте, заводить семью и плодить детей. Но когда тот же здравый смысл пытается выйти за свои законные пределы на арену более сложных обобщений, он обнаруживает себя лишь как сгусток предрассудков определённого класса и определённой эпохи». Такая ограниченность здравого смысла вызвана тем, что он «оперирует неизменными величинами в мире, где неизменна только изменяемость» [909] Бюллетень оппозиции. 1938. № 68—69. С. 9. . Поэтому здравый смысл оказывается пригодным лишь в эпохи эволюционного развития, для которых характерны относительно медленные темпы социальных изменений. Для познания же катастрофических нарушений «нормального» хода вещей, таких, как экономические кризисы, революции, контрреволюции и войны, необходимы более высокие качества интеллекта, философское выражение которым даёт диалектический материализм.