Феликс Кандель - Очерки времён и событий из истории российских евреев [том 6] (1945 – 1970 гг.)

Осведомители сообщали о высказываниях граждан: "Продукты раздают другим странам, а свои рабочие голодают…" – "Спутник спутником, а в супе мяса нет…" – "Так жить дальше нельзя…" – "Надо бить коммунистов…" – "Объединяйтесь вокруг Христа – большевики повысили цены…"

В Новочеркасске неподалеку от Ростова-на-Дону – одновременно с повышением цен – были уменьшены расценки на электровозостроительном заводе. 1 июня рабочие завода объявили забастовку, вышли на улицы, остановили пассажирский поезд и написали на вагонах: "Мяса, масла, повышения зарплаты". В город ввели воинские части с танками, установили комендантский час; назавтра тысячи демонстрантов с женщинами и детьми собрались в центре города с красными флагами и портретами Ленина; чтобы разогнать огромные толпы, по ним открыли огонь.

Генеральный прокурор СССР сообщал: "Было убито 22 и ранено 39 участников беспорядков. Еще 2 человека убиты вечером 2 июня при невыясненных обстоятельствах…" Очевидец свидетельствовал: "Долго пытались смыть кровь с площади. Сначала пожарной машиной, потом еще какой-то со щетками, и, наконец, пригнали каток – заасфальтировали всё толстым слоем".

Газеты не упомянули о тех событиях, лишь "Правда" сообщила 6 июня: "Трудящиеся (Новочеркасска) правильно оценили повышение закупочных и розничных цен на мясо и масло… Хорошо работают коллективы Новочеркасского электровозостроительного, электродного заводов…" 114 демонстрантов осудили на разные сроки; семеро из них – "за бандитизм и организацию массовых беспорядков" – были приговорены к расстрелу.

Из листовки в Горьковской области: "Долго ли Хрущев будет издеваться над народом, кормить обещаниями о светлом будущем? Куда девался хлеб? Большего мы пока не требуем. Где хлеб?.." (Автора листовки приговорили к 3 годам заключения.)

3

В 1954 году увидела свет первая часть повести И. Эренбурга "Оттепель" – это название определило общественную атмосферу послесталинского периода. "Что-то, конечно, сдвинулось, – отметил современник, – воздух потеплел, где-то подспудно зажурчало, показались проталины. Неведомо как, опубликовали эренбурговскую "Оттепель", но сразу же на нее накинулись стражи вечной мерзлоты".

Сталина уже не было, но цензура сохранялась повсюду, работали мощные системы для глушения западных радиостанций, в Биробиджане приняли решение усилить помехи к передачам израильского радио; праздничные лозунги в газетах по-прежнему призывали: "Деятели литературы и искусства! Умножайте духовные богатства страны! Боритесь за высокую идейность и художественное мастерство произведений! За тесную, неразрывную связь литературы и искусства с жизнью народа!"

Хрущев говорил: "Писатели – это артиллеристы, это артиллерия, потому что они, так сказать, расчищают путь для нашей пехоты, образно говоря, прочищают мозги тому, кому следует… Поэтому – бить, бить точно, но бить по противнику, по своим не стрелять".

Глава партии и правительства был человеком импульсивным (вспомним, как он стучал ботинком на заседании ООН). Колебаниям Хрущева во внешней политике соответствовали колебания на идеологическом фронте, а потому отношение к творческой интеллигенции было неоднозначным, временные периоды потепления сменялись на директивные окрики и постановления.

В 1956 году журнал "Новый мир" отказался печатать роман "Доктор Живаго" Б. Пастернака; его критиковали за отказ от идей пролетарской революции, за неверие в социальные преобразования общества и в коммунистическую идеологию. Герои романа отрицали "стадность" – "прибежище неодаренности", их отталкивала "заученная восторженность" и "владычество фразы, сначала монархической, потом – революционной": "Всё относящееся к обиходу, человеческому гнезду и порядку, всё это пошло прахом вместе с переворотом всего общества и его переустройством…", "От огромного большинства из нас требуют постоянного, в систему возведенного криводушия…"

В 1957 году роман "Доктор Живаго" увидел свет в Милане в переводе на итальянский язык, затем его перевели на другие языки; в октябре 1958 года Шведская академия присудила Пастернаку Нобелевскую премию "за выдающиеся достижения в современной лирической поэзии и продолжение благородных традиций великой русской прозы". Узнав об этом, Нобелевский лауреат послал в Швецию телеграмму: "Бесконечно благодарен, тронут, удивлен, смущен".

Президиум ЦК партии принял постановление "О клеветническом романе Б. Пастернака", оценив присуждение Нобелевской премии "как развязывание холодной войны". Началась травля поэта, статьи и издевательские строки в газетах: "Это что еще за злак? Петрушка или пастернак?", обличающие речи ораторов. "Как ни велики мои размолвки со временем, – написал Пастернак министру культуры, – я не предполагал, что в такую минуту их будут решать топором".