Мишель Хоанг - Чингисхан

В середине августа путешественник прибывает в Чинкай-Бельгасун, где встречает колонии поселенцев-невольников; это военнопленные, в основном, китайцы, принужденные выполнять разные виды работ. Здесь Чан Чунь встретился с бывшими наложницами Двора Цзинь, которые приняли его, плача от радости. Правитель поселения, Чинкай, приехавший несколько дней спустя, попросил путешественника ускорить уход своего каравана, так как он получил приказание великого хана. Чан Чунь торопится, но трудности пути замедляют продвижение: то нужно подталкивать повозки вдоль обрывистых склонов, то замедлять ход на крутых спусках. После долины Булгун Чан Чунь замечает, что сопровождающие его погонщики монголы смазывают кровью головы своих лошадей, чтобы отогнать злых духов, и открыто говорят, что хорошему даосу нет нужды прибегать к таким суеверным приемам. Вдали виднеются уже Небесные горы (Тянь-Шань).

Погонщикам понадобился целый месяц, чтобы добраться до уйгурского поселения Бешбалык, расположенного чуть больше, чем в ста километрах к востоку от Урумчи. Начиная отсюда путешествие становится более легким. Путь усеян оазисами, и на орошаемых землях взгляду открываются ряды фруктовых деревьев, поля пшеницы рядом с маленькими поселками, зажатыми между дюнами. Эта область, населенная, в основном, уйгурами, горячо приняла Чан Чуня, чья известность, видимо, очень велика, даже если рассказ его ученика, несомненно, приукрашен. В Джамбалыке Чан Чуню преподнесли вино и дыни. Это был последний город, где еще чувствовалось влияние буддизма; за ним начинается мусульманский мир, принявший эстафету Шелкового пути. После озера Сайрам, в окрестностях Талки, даосский монах замечает, что Джагатай, второй сын великого хана, построил через реки мосты.

В конце первой четверти XIII века монгольские завоеватели, кажется, в самом деле стали благоустраивать постоянные места жительства. Монгольские гарнизоны располагаются, более или менее часто, в завоеванных городах, отныне управляемых «даругачи», интендантами — зачастую из местного населения, — собирающими налоги, поставки «натурой», предназначенные оккупантам. Так обстоят дела в поселении Чинкай-Бельгасун или в бывшей уйгурской столице Кара-Бельгасун — Черный город, — может быть, и разрушенной во времена Чингисхана, но избранной им самим местом для императорского шатра. Меньше, чем через двенадцать лет после смерти Чингисхана Каракорум станет настоящим монгольским городом. Вначале это было место, называвшееся Кара-Куриен — Черный пояс, где собирались повозки орды, своего рода стан с комфортабельными шатрами для знати и генералов, окруженные множеством подсобных юрт для слуг, запасов еды, мебели и предметов, захваченных во время грабежа.

«О городе Каракорум, — напишет Рубрук, — вы должны знать, что, за исключением дворца хана, он не так велик, как деревня Сан-Дени, а монастырь Сан-Дени в десять раз обширнее дворца. Он [город] состоит из двух районов: один — сарацинский, где находятся рынки и где собирается большое количество тартар из-за Двора, который всегда рядом с этим городом, и из-за послов; другой — район Катайян (китайцев), которые все — ремесленники. Кроме этих районов есть большие дворцы для секретарей Двора». Судя по тому, что рассказывает францисканец, в Каракоруме тогда было около дюжины храмов «для поклонения разных наций», две мечети и христианская церковь. Город был окружен стеной из высушенной глины, от трех до четырех километров длины, с четырьмя воротами.

В октябре 1221 года монах Чан Чунь доехал до города Алмалыка, в центре бассейна Или, недалеко от современного города Кульджа. Старик был встречен послом великого хана, который преподнес ему дары, — и тот с удивлением открыл, что хлопок — растение. Затем погонщики переправились на корабле через реку Талас, крайнюю границу китайских военных завоеваний при династии Тан. За ней начиналась Трансоксиания (Мавераннахр). Знатные монголы, сопровождавшие монаха, известили его, что они приближаются к императорской орде. Хан преследовал тогда у границ Индии Джелал-ад-дина, шаха Хорезма. В декабре Чан Чунь зимует в Самарканде.

Наконец, весной 1222 года, проведя год в пути, Чан Чунь прибыл к Чингисхану. Перед тем монах познакомился с Елюй Чу-Цаем, называемым китайцами Его Превосходительство Йи-ля. 16 мая великий хан встретил своего гостя следующими словами:

«Тебя приглашали другие государи, но ты отклонил их предложения. И однако ты проделал десять тысяч ли, чтобы прибыть ко мне. Я благодарен тебе за это».