Михаил Белов: Мангазея

Отдельные главы книги написаны как исторические рассказы о Мангазее, причем автор ведет повествование от лица последнего мангазейского воеводы — Данилы Наумова, который много знал об этом чудесном городе и был свидетелем его необычного конца. Был ли такой воевода на самом деле или он живет только в авторской фантазии? Данила Наумов не выдуман. Он существовал, как существовали и жили все люди, которые упоминаются в книге, — дьяки и подьячие, крестьяне Русского Севера, мореходы, торговцы и промышленники. В тексте нет ни одного вымышленного лица, ни одной придуманной исторической ситуации и факта. Это историческое исследование.

В заключительной главе изложен сугубо научный спор об археологических находках на Таймыре, связанный с Мангазеей, но не с основным замыслом книги. В послесловии выдвинуто и обосновано предложение о необходимости археологического изучения Мангазеи.

Ранней весной 1670 г. из Москвы в Тобольск по зимней сибирской дороге через Чердынь и Верхотурье спешил к месту службы вновь назначенный воеводой в Мангазею стряпчий [1] Стряпчий — придворный чин, чиновник по судебным делам при царском дворе. Данила Тимофеев Наумов. Миновав Урал, его трудные горные дороги, и оказавшись на равнине, раскинувшейся за Тюменью, воеводский возок полетел быстрее. Только на раскатах и высоких подъемах его все еще заносило в сугробы, и, пока сани ставили в колею, змейкой вытянувшуюся по безбрежной снежной пустыне, Данила наслаждался первозданной природой, тишиной и покоем.

Такое назначение он получил неожиданно. Для него, мелкопоместного дворянина, это было большой удачей, и он уже мечтал, как будет управлять знаменитым сибирским городом, как наладит там упавшие торги и промыслы.

Перед отъездом его познакомили в Сибирском приказе [2] Сибирский приказ — центральное правительственное учреждение по управлению Сибирью. Образован в 1637 г. До него сибирскими делами управлял Приказ Казанского дворца, или Казанский приказ. Делопроизводством в приказе ведали отделения — «столы». Тобольский стол заведовал делами уездов, подчиненных Тобольску, главному городу Сибири, в число которых входил и Мангазейский. с текущими делами, из которых явствовало, что доходы царского двора в Сибири резко упали. Сановитые и знатные воеводы, ясачные сборщики и жадные до наживы купцы разорили хозяйство богатой страны. Сибирский приказ подал царю Алексею Михайловичу доклад о состоянии воеводств, о начавшихся там выступлениях местного населения и просил рассмотреть его неотложно. Но царю и боярской думе, занятым борьбой с отрядами Степана Разина, было не до этого. Тогда начальник Приказа — окольничий [3] Окольничий — один из высших боярских чинов. Родион Стрешнев принял меры самостоятельно. Он решил, что в Сибирь должны назначаться инициативные, способные люди, лучше всего неродовитые дворяне, заинтересованные в личных доходах и считавшие это назначение почетным. Заботясь о своих интересах, они будут «изыскивать государеву пользу». В число особенно бедственных уездов попала и некогда сказочно богатая Мангазея, раскинувшая свои владения в бассейнах рек Таза и Енисея.

Несколько дней Наумов изучал мангазейские дела, пытался понять, почему разорился уезд, но вскоре заметил бесполезность своих усилий. Его поразило то, что никто из приказных, ведавших Тобольским столом, не смог ответить на его, казалось бы, простые вопросы: что собой представляет Мангазея, где она расположена, каков туда путь? Однажды, очевидно, чтобы умерить его пыл, ему принесли и показали под большим секретом раскрашенный «Чертеж Сибири» [4] Речь идет о чертеже Сибири 1667 г. (так называемом Годуновском). Шведским разведчикам К. Прютцу в 1669 г. и Э. Пальмквисту в 1673 г. с помощью подкупов чиновников Сибирского приказа удалось снять с чертежа копии и переправить их за границу. Позднее чертеж 1667 г. был найден в шведском архиве. , присланный из Тобольска воеводой Петром Годуновым. Считался этот чертеж единственным, и поэтому иностранные дипломаты и торговцы проявляли к нему особый, повышенный интерес. Поглядел Данила на эту карту и расстроился, найдя Мангазейский город далеко в полярной пустыне, в близком соседстве с берегом неизвестного моря, за рекой Обью, и невольно подумал: «Далеко же забрались русские люди, почти под самый Полярный круг».