Ги Бретон: Наполеон и Мария-Луиза

Говорят, что ребенок красив и мил,

Что с приятной улыбкой пришел в этот мир,

Что вылитая мать он с лица,

Во всем же прочем похож на отца.

Распевая эти лихие песенки, славный французский народ от души веселился.

Жозефина по приказанию Наполеона во все время беременности Марии-Луизы находилась в наваррском замке, близ Эвре. Там она и узнала о рождении римского короля.

В тот вечер мэр города давал торжественный ужин в честь св. Жозефа, покровителя Креолки. Праздник был в разгаре, когда прогремел салют.

После двадцать второго пушечного залпа Жозефина повернулась к своей фрейлине, мадам д'Арбер, и со слезами на глазах промолвила:

— Сын! Как счастлив должен быть император!..

Ее немногочисленные придворные, в порыве верноподданических чувств, поспешили поздравить Наполеона, а Жозефина поднялась к себе и написала самое примечательное из всех дошедших до нас ее писем.

«Сир, в потоке поздравлений, который хлынет изо всех уголков Европы, всех городов Франции, от каждого полка вашей гвардии, не потонет ли слабый голос простой женщины? Соблаговолите ли вы выслушать ту, которая так часто утешала вас в минуты печали и врачевала раны вашего сердца, — выслушать сейчас, когда единственное ее желание — разделить с вами счастье — венец ваших чаяний? Смею ли я, не будучи больше вашей женой, поздравить вас с рождением сына?

Мне было бы приятней, если бы лично вы, а не артиллерийский салют в Эвре, известили меня о рождении римского короля, но я понимаю: для вас превыше всего государственные дела, а также та, которая осчастливила вас, воплотив самые сокровенные ваши желания. Быть преданней меня невозможно, но она сделала для вас гораздо больше, обеспечив благоденствие Франции. Конечно, ваша нежность и забота в первую очередь принадлежат ей, но, быть может, и я, на чью долю выпало быть рядом с вами в самые трудные времена, заслужила хоть малую толику любви, которую вы питаете к императрице Марии-Луизе. Смею надеяться, что, поцеловав сына, вы возьметесь за перо, чтобы побеседовать со своим самым близким другом…

От вас, и только от вас, я мечтаю узнать, здоров ли ваш сын, похож ли на вас и будет ли мне позволено однажды увидеть его. Иными словами, я жду от вас полной доверительности; полагаю, моя безграничная преданность вам, которую я сохраню до конца своих дней, дает мне право на нее рассчитывать».

В полночь, со специальным нарочным, письмо было отправлено в Париж. А через день Жозефина получила от Наполеона записочку:

«Друг мой, благодарю тебя за письмо.

Мальчик родился крупный и здоровый. Надеюсь, и впредь все будет хорошо. У него мои рот и глаза, и сложением он похож на меня. Уповаю на то, что он исполнит предначертание судьбы».

И для ободрения бывшей супруги он приписал:

«Я по-прежнему очень доволен Евгением. Он ни разу не доставил мне никаких огорчений…».

Последние строки глубоко тронули Жозефину. Она дала их прочесть мадам д'Арбер со словами:

— Император все еще любит меня. Как мило с его стороны, что в письме о своем сыне он упомянул Евгения, словно это наш с ним сын…

Взволнованная чуткостью Наполеона, она плакала от счастья в комнате мадам Гаццани, давней любовницы императора, которую Жозефина приблизила к себе, поручив ее попечению гардеробную. С ней она без стеснения обсуждала многообразные таланты своего экс-мужа. Долго сидели две женщины и с волнением вспоминали, как Наполеон обманывал их, по очереди укладывая в свою постель. Какое это было славное время!

Поплакав, Жозефина отправилась к молодому любовнику, Теодору де Тюрпен-Криссэ, который, кроме обязанностей камергера, выполнял и другие, куда более разнообразные.

Двадцатидевятилетнего талантливого художника императрица приблизила к себе два года назад, и это послужило косвенной причиной ее развода с Наполеоном.

Очаровательная графиня де Кильмансегге, тайный агент императора, пишет в своих мемуарах: «Я глубоко переживала развод Наполеона с Жозефиной, хотя понимала, что без веской причины император никогда бы не решился на этот шаг. Но Жозефина нарушила супружескую верность, забыв о своем возрасте и королевском достоинстве.

Только несколько человек знали, что в отсутствие императора и, несмотря на искреннюю привязанность к нему Жозефина вступила в тайную связь с самым молодым камергером Тюрпен-Криссэ, — впрочем, для нее это было не впервой.

Личные враги ее величества не упустили случая представить императору доказательства ее неверности, и, возможно, именно это помогло ему укротить свое сердце»'.