Ги Бретон: Наполеон и Мария-Луиза

С особой очевидностью это проявилось в Голландии.

Удовлетворяя пламенную страсть Марии-Луизы, которая могла довести до изнеможения не одного дюжего артиллериста, он одновременно становится любовником красавицы княгини Альдобрандини и герцогини де Монтебелло.

Поведение юной императрицы сурово осуждает историк Александр Маан.

Вот что он пишет:

«Будь она Цирцеей или злой феей, посланной, чтобы освободить Европу от поработившего ее тирана и отомстить за смерть Марии-Антуанетты, ничего лучшего она не могла бы придумать.

Играя на его слабых струнах и, в частности, используя его страсть к прекрасному полу, и до того его ослепляющую, что он не замечает, как оказывается во власти своей возлюбленной, Мария-Луиза выбрала самый верный способ превратить Наполеона в развалину. Из-за своей самоуверенности он час-то попадает впросак. Так, невзирая на последствия, он не может устоять перед женщиной знатного и в особенности королевского рода. Ей ничего не стоит покорить его сердце и, пустив в ход все свое очарование и даже магию титула, целиком завладеть им, создав ему при этом массу сложностей. Ради нее он мог лишиться друзей и без нужды еще больше озлобить врагов.

Разнежившись в ее объятиях, он проснется однажды и воскликнет: «Весь мир против меня!».

Меж тем Мария-Луиза, сознательно или нет, делала все, чтобы подточить силы императора.

Вернувшись из Голландии в Тюильри, супруги пускались во все тяжкие, лишь бы зачать наследника. Столько усилий не могли пройти даром. И в августе юная императрица, залившись краской, сообщила Наполеону, что «бог услышал их молитвы».

Император даже вскрикнул от радости, и тотчас же занялся назначением лиц, которые должны были составить двор маленького принца.

Семь месяцев во дворце царила радостная суматоха. Люльки, колыбельки, платьица, чепчики, туфельки, пеленки и игрушки заготавливались в количествах, достаточных для рожениц всех пяти континентов.

И вот 19 марта, к вечеру, у Марии-Луизы начались схватки. С этого времени и до тех пор, пока она не разродилась, во дворце творилось что-то невообразимое. Придворные дамы падали в обморок, доктора била дрожь, кто-то из слуг опрокинул горку с посудой, какой-то гвардеец кинулся звонить в большой колокол Нотр-Дам, а Наполеону срочно потребовалось принять ванну…

И до самого утра все было охвачено вихрем безумия.

Наступил рассвет. Император все еще находился в ванной, когда к нему вошел бледный и осунувшийся доктор Дюбуа.

— Ну, что? — спросил Наполеон. Доктор пробормотал что-то невразумительное. Наполеон с перепуга подумал, что Мария-Луиза умерла. Стоя в чем мать родила, он произнес чудовищную фразу:

— Ну, что ж, если так, ее похоронят!

Доктору Дюбуа удалось растолковать ему, что ничего страшного не произошло, но дело принимает серьезный оборот, и, возможно, придется наложить щипцы.

Наполеон, вероятно, сожалея о вырвавшихся у него словах, сказал на сей раз решительным тоном:

— Спасайте мать! Она родит мне другого ребенка! — и прошел к императрице.

Но бедняжка так кричала, что он предпочел ждать, когда она разродится, в туалетной комнате.

В восемь двадцать утра душераздирающий вопль возвестил, что Мария-Луиза разрешилась от бремени. Наполеон бросился в ее комнату и как вкопанный застыл на месте. Все столпились вокруг роженицы, а римский король, предмет стольких волнений и забот, валялся на ковре!

При виде императора мадам Монтескью быстро подняла новорожденного.

Спустя два часа, когда во дворце еще не улеглось волнение, мадам Бланшар, весьма польщенная своей ролью, летела на воздушном шаре Военной школы, оповещая жителей городов и сел о великом событии.

Жителям французской столицы накануне было объявлено, что если родится дочь, то будет дан двадцать один пушечный выстрел, а если сын — сто один. — Прим. пер.

Рождение римского короля вдохновило сочинителей и исполнителей песен и куплетов. В пылу восторга не все удержались в рамках хорошего тона, и можно было услышать, к примеру, такое:

Розой новой очарован,

Увлечен Наполеон.

Он над нею потрудился

— Роза родила бутон.

Следующие строки говорили о том, что Наполеону все под силу:

И в любви, как и в сраженье,

Знает толк Наполеон,

Он сказал: «Хочу иметь я мальчика».

И сын рожден.

В восхваляющих Наполеона куплетах была этакая двусмысленная игривость, что подтверждается в таком четверостишии: