Ги Бретон - Наполеон и Мария-Луиза

Но тем не менее супружество отнимало у Наполеона лишь незначительную часть его огромной энергии. Забросив дела государства, он, как и прежде, волочился за каждой юбкой.

Говоря об умонастроении Наполеона, Констан не без иронии заметил: «Как и во времена Жозефины, он считал, что супружеская верность немыслима без угрызений совести, порожденных неверностью».

В апреле 1811 года Боссе, главный распорядитель императорских утех, сообщил Наполеону, что один из его «ловчих», генерал Луазон, отыскал в Бурла-Ренне восхитительную семнадцатилетнюю красотку, чьи прелести просто не поддаются описанию. Заинтригованный, император потребовал более детального рассказа.

— Ее зовут Лиз Лебель, — продолжал лирически настроенный Боссе, — у нее темные волосы, стройная фигурка, а под корсажем прелестные грудки, свежесть и упругость которых ее мамаша мне гарантировала…

Это выглядело весьма привлекательно. Наполеон вызвал Констана и велел тотчас отправляться в Бурла-Ренн на поиски красотки.

«Визит мой, — рассказывал Констан, — не вызвал ни малейшего удивления, и дамы даже не пытались скрыть нетерпение, с которым меня ждали. И я подумал, что они были, вероятно, предупреждены услужливым покровителем-генералом Луазоном.

Ослепительно красивая, девушка и одета была со вкусом, а ее мать прямо сияла от счастья при мысли о чести, которой удостоилась дочь. Я понял, что они вообразили, что Наполеон не устоит перед ее прелестями и воспылает к ней неистовой страстью.

— Боже, боже, как добры к нам небеса! — повторяла мадам Лебель.

Поцеловав дочь и наказав ей быть полюбезнее с императором, почтенная женщина упала на колени и, перебирая четки, стала горячо молиться.

Констан помог Лиз сесть в карету и отвез в замок Сен-Клу, где Наполеон, чтобы побороть нетерпеливое желание, принимал горячую ванну.

Они прибыли в Сен-Клу в одиннадцать часов вечера под проливным дождем.

«Чтобы нас никто не заметил, мы проникли в замок через оранжерею, — пишет Констан. — А поскольку у меня был пропуск, позволяющий проходить через все двери и ворота замка, я провел ее тайком прямо в комнату императора».

Наполеон был восхищен, увидав Лиз.

— Да здравствует Бурла-Ренн! — воскликнул он. Констан тотчас удалился, а император, усадив девушку на диван, как можно вежливей осведомился — девственница ли она?

Лиз, опустив голову, отвечала утвердительно. Император нахмурился. Это портило все дело, так как он полагал: удовольствие не должно быть сопряжено хоть с малейшим усилием. И при мысли, что придется «потрудиться», чтобы испытать наслаждение, желание ослабло.

— Признаться, девственницы не в моем вкусе, — сказал он с кислой улыбкой.

Лиз сообразила, что попала впросак, и, разразившись рыданиями, призналась, что кузен отнял у нее «сокровище» во время жатвы. Наполеон повеселел.

— Вот это мне нравится больше, — сказал он и быстро раздев девушку, отнес на кровать. И она испытала то же, что во время жатвы…

По прошествии трех часов ему внезапно захотелось остаться одному. Позвав Констана, он приказал:

— Отвези мадемуазель домой!

Лиз не ожидала, что, использовав, ее выставят вон.

— Но сейчас два часа ночи, — пролепетала она.

— Именно в это время, — строго сказал император, — порядочная девушка должна возвращаться домой к матери.

И с этими словами вышел из комнаты.

Дождь лил как из ведра, но Констану пришлось отвезти девушку назад в Бурла-Ренн. Было пять часов утра, когда он постучал в дверь к мадам Лебель. Увидев, что дочь привезли обратно, почтенная женщина расплакалась.

— Не плачь, мамочка, — воскликнула Лиз, бросившись ей на шею, — император сделал со мной это три раза…

Мадам Лебель всплеснула руками.

— Слава тебе, Господи! — вырвалось у нее. — А я-то испугалась…

На следующей неделе Лиз несколько раз привозили к Наполеону, и он засыпал ее подарками. Но никогда так и не воспылал к ней той неистовой страстью, на которую с благоговением надеялась мадам Лебель.

22 мая 1811 года королевская чета из Рамбуйе, где она провела несколько последних недель, отправилась в путешествие по Нормандии.

В Кане в честь императрицы устроили грандиозное празднество. Девятнадцать красавиц преподнесли ей корзины с цветами и фруктами и при этом исполнили кантату — набор бессмысленных слов, долженствующих выражать их верноподданническую любовь.

Вот, вот наши сердца, они среди этих цветов, Для вашего величества и императора. Вот, вот наши сердца, они среди этих яблок, Для вашего величества и для римского короля…