Кокрэлл Карина - Легенды мировой истории

Да, есть только одна женщина, с которой он может говорить обо всем. Вот только пока она не может ему ответить. Она пока молча слушает своего Фернандо.

И ждет…

Фердинанд перекрестился и закрыл глаза, утомленные видом прекрасной Гранады. И перестал слышать мавританскую флейту. Он ясно увидел свое кастильское войско — в тот день, и в ушах у него зазвучал хор тысячи голосов, поющих Те Deum Laudamus, как он пел тогда, 6 января 1492 года, когда они входили в Гранаду. Фердинанд не замечал навернувшихся на глаза старческих слез.

Музыканты продолжали играть, но все дальше и тише. Он уже засыпал. И не видел, что из-за колонны на него смотрит светлый высокий человек с израненными ногами и кровью на волосах. Вот он поворачивается и не спеша выходит в сад — по направлению к башням Альказабы. Он уходит. Он идет не оглядываясь и не останавливаясь — все дальше. Он идет над городом, прямо к вздымающимся вдали белоснежным, острым вершинам Сьерра-Невады, пока не исчезает за ними совсем…

У Фердинанда — еще семнадцать дней жизни. Рядом стоит пустой кувшин. Мокнет мрамор. И слышны глухие удары опадающих под дождем и ветром апельсинов в зимних садах Альгамбры, сок их истекает в красную андалузскую землю. И мощно гудит колокол, установленный в тот день кастильской победы на башне Альказабы.

И тихо плачет мавританская флейта…

Невозможно противопоставлять легенды и историю. И как все было в прошлом, в точности не знает никто. От пульсировавшей когда-то жизни остаются кости, черепки, ржавый металл, разрушенные крепостные стены… А еще — отрывочные записи на ломком пергаменте. И тогда воображение и понимание мира сегодняшнего могут неожиданно дать всему этому плоть и связь. И тогда мы отчетливо видим вдруг за обрывками дат, имен, событий — лица и судьбы, давно растворившиеся во времени, но понятные и непостижимо связанные с судьбами нашими. Связанные общими человеческими радостями и бедами. Как часто именно чьи-то ненависть или любовь, честолюбие или фанатичное упрямство, свободолюбие или жажда мести становились в человеческой истории решающими. Но позднее они редко брались в расчет. И потому теперь нам на помощь приходят легенды.

И удивительно также то, что, как бы ни менялась жизнь вокруг, мы все-таки знаем простой ответ на вечный вопрос, заданный ушедшим в мир иной бардом:

Но, не правда ли, зло называется злом

Даже там — в добром будущем вашем?

Таким же вечным, думается, может быть и ответ на вопрос, что же такое — добро. И как бы каждая эпоха ни старалась уточнить, изменить и усложнить его, мы подспудно чувствуем: чем этот ответ неизменнее и проще, тем он — вернее.

Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита.

Екклесиаст, 1:9—10.

Кстати сказать, не всем известно, что повод к этому восклицанию был далеко не абстрактный — оратор требовал у Сената казни своего политического противника, а сенаторы не соглашались. Красноречие Цицерона, как видим, тоже не всегда убеждало.

Месопотамия — название, конечно, греческое, и намного более позднее. Как называли эту землю самые первые поселенцы, можно строить догадки, но с точностью узнать невозможно. Поэтому продолжим называть, как привыкли.

Roberts, J. М., Ancient History, Duncan Baird Publishers, London, 2002, p. 83.

Томас Мальтус (1766–1834) — английский ученый, считавший, что рост населения следует ограничивать.

Myth from Mesopotamia: Creation, The Flood, Gilgamesh, and others, Editor — Stephanie Daley, Oxford University Press, 2000, p. 31 (пер. с англ. — авт.).

Хотя не исключено, что это предпочитали просто не афишировать в интересах поддержания имиджа стабильного государства.

Как раз во время второго периода и случилась цепь очень неприятных для египтян событий, произошедших в результате дискуссий Моисея и упрямого фараона, отказывавшего израильскому народу в праве свободного передвижения. События, как известно, помимо прочих, включали: превращение воды Нила в кровь, нашествие жаб и целого ряда отвратительных насекомых и, наконец, смерь всех египетских первенцев.