Наталья Пушкарева - Частная жизнь женщины в Древней Руси и Московии. Невеста, жена, любовница

Напротив, «простые» дворянки, как правило, писали сами — с ошибками, повторами, недописками, — и в их письма хватало сетований на обиды и неустроенность личной жизни. [423] Грамотки. С. 2. В еще меньшей степени различные этикетные условности присутствовали в народной среде, где нормой были искренность, открытость, безыскусность выражения переживаний, что заметно по письмам горожанок XII–XIV веков; крестьянских писем этого времени не сохранилось. [424] В наиболее ранних дошедших до нас письмах крестьян (конец XVIII в.) поражает прямота и безыскусность выражения ласки и нежности: «истопи мне баню и выпарь меня, как малого ребенка, у себя на коленях, такова болшова толстова ребенка» — Государственный архив Тюменской области. Тобольский филиал. Ф. 156. 1754 г. Д. 72. Л. 23. См. также: Миненко. С. 138.

Воссоздание адекватной картины частной жизни людей предпетровской России осложнено и некоторыми, вероятно вневременными, особенностями переписки как источника. Мужчины, обращаясь в письмах к своим матерям, женам, сестрам, как правило, не сообщали ни о чем, кроме своих служебных дел, и весьма редко описывали внеслужебные обстоятельства (как правило, погоду или дороги), еще реже — характеризовали деловые или личные качества каких-либо людей. Сообщая о своем здоровье, они крайне редко интересовались делами и здоровьем близких (удивленный вопрос в письме к жене: «Чева не пишете? табе б обо всем писать ко мне про домашне[е] жит[ь]е…» — скорее исключение, нежели правило). Большинство же мужей в письмах женам лишь выражали надежду, что «все, дал Бог, здоровы», или вставляли в текст письма «этикетную» формулу с требованием «отписывать» о здоровье и «без вести» не «держать». Зато страницами излагали всевозможные поручения: кого куда «послать», с кем не «мешкать», что «велеть делать» и кому «побить челом». [425] Д. И. Маслов — А. С. Масловой. Конец 1690-х гг. // ИпИРН-РЯ. № 74. С. 114; ПРГ. Т. I. С. 2 (1526–1530 гг.); Т. V. С. 16 (1655 г.); ПРГ. Т. I. С. 2. 1530–1532 гг.); См., напр., письма Д. И. Маслова жене, А. С. Масловой // ИпИРН-РЯ. № 71–76. С. 112–115. Так что, если искать проявления частной жизни по переписке мужчин (а ее объем много превышает число дошедших от того времени писем женщин), фактов собственно личной жизни в них можно просто не найти.

Редкое письмо мужчины к женщине содержало неформальное обращение или тем более домашнее прозвание, прозвище. Поэтому даже слова «душа моя, Андреевна» вместо общепринятого «жене моей поклон» [426] П. И. Хованский — П. А. Хованской. Конец XVII в. // Частная переписка. № 13. С. 307. (ср. в «Сказании о молодце и девице»: «Душечка ты, прекрасная девица!») представляются редким свидетельством ласки и теплоты. На этом фоне трогательным выглядит обращение некоего Ф. Д. Толбузина к жене: «Другу моему сердечному Фекле Дмитревне с любовью поклон!» Наконец, у Аввакума в его письмах единомышленницам можно встретить еще более мягкое и сердечное обхождение с адресатками: «Свет моя, голубка!», «Друг мой сердечной!», сравнение их с «ластовицами сладкоголосыми», «свещниками» (светильниками. — Н. П .) души. [427] В. Г. Толбузин — Ф. Д. Толбузиной. Конец 1690-х гг.//ИпИРН-РЯ. № 150. С. 143. Аввакум — Маремьяне Федоровне. Март 1670 г. // РО ГИМ. Собр. Хлудова. № 257. Л. 135; Аввакум — Ф. П. Морозовой и Е. П. Урусовой. Весна 1672 г. // РО РГБ. Собр. Егорова. № 1885. Л. 174–178.

Женщины же — натуры куда более эмоциональные, «ориентированные» на дом, семью, близких и не имевшие к тому же никаких собственных «служебных» интересов, писали в своих «епистолиях» больше о личном, которое их волновало и казалось значимым и важным. [428] Browerman J., Vogel S., Clarkson F. Sex-Role Stereotypes: a Current Appraisal //Journal of Social Issues. V. 28. 1972. P. 59–78; Gilligan C. In a Different Voice. Psychological Theory and Women‘s Development. London, 1982. Перевод: Гиллиган К. Иным голосом // Этическая мысль. М., 1992. С. 346. Даже благопожелания в женских письмах разнообразнее: «Желаю тебе с детьми вашими здравия, долгоденствия и радостных утех и всех благ времянных и вечных … (курсивом выделены нетипичные слова. — Н. П .)». Эмоциональность женских писем точно подметил протопоп Аввакум, бывший сам человеком отнюдь не бесчувственным. О посланиях Ф. П. Морозовой он сказал, что хранит их и перечитывает не по одному разу: «…прочту да поплачу, да в щелку запехаю». Над письмами мужчин того времени вряд ли можно было «поплакать». [429] Частная переписка. № 149. С. 423. Барсков Я. Л. Памятники первых лет русского старообрядчества. СПб., 1912. С. 296 (1668–1669 гг.).