Наталья Пушкарева - Частная жизнь женщины в Древней Руси и Московии. Невеста, жена, любовница

Между тем как было не тужить дворянкам! Одна из них, уже упоминавшаяся здесь, А. Г. Кровкова жаловалась: «Я в печалех своих едва жива по воли Божьи: Матфей Осипович идет на службу марта в день под Чигирин. С печали сокрушаюсь, как быть — и ума не приложу». [447] А. Г. Кровкова — П. А. Хованской. 1670-е гг. // Частная переписка. № 131. С. 408–409. Женское сердце не зря тревожилось: в архиве князей Хованских содержится письмо с сообщением о том, что М. О. Кровков, о котором беспокоилась его жена, привезен из-под Чигирина «замертво»: «…едва жив лежит на смертной постеле, што обротим с боку на бок — то и есть, а сам ничем не владеет, ни руками, ни ногами». [448] Там же. № 135. С. 412. Ситуация может быть описана словами одной из героинь «Повести о семи мудрецах», современной приведенному выше письму: «Уподоблюся убо яз пустынолюбней птице горлице и стану всегда жити на гробе мужа своего…» [449] ПоСМ. С. 231.

Именно женщины — дворянки, купеческие дочки и «купцовы женки», — на чьих плечах оказывалось все «домовнее управление», писали нередко очень искренние, лишенные этикетных условностей письма. Народная молва относилась к «добродетелности» представительниц купеческого сословия довольно скептически, тем не менее сам житейский опыт подсказывал часто отсутствовавшим мужьям, что единственный способ добиться верности супруги — это верить ей, подчеркивая свою преданность («дах ей волю по своей воле жити, и како может, сама себе да хранит»). Тонкий психологизм отнюдь не чужд был посадским жителям XVII века: «Еже, вспоминая жены своя, смехотворно глаголати (насмехаться. — Н. П .) или, ведая их безпорочное житие, за них не поручитися — то бо есть сожителницы своей самое презренье и немилосердие». [450] ПоК. С. 79. Ср. о княгине Ольге Романовне: «а мне воставши смотреть, кто что имет чинити по моем животе» (ПСРЛ. Т. II. Стб. 214–217. Под 1247 г.). Таким способом, очень умно и ненавязчиво автор городской повести вел воспитание «добрым примером», как бы беря его в то же время из жизни. [451] Тот же сюжет в песнях: «Жалела я милого, как душу в лепом теле, а нынечи миленькой мне же насмехаетца, оглашает меня небылицею» (Демократическая поэзия XVII в. М.; Л., 1962. С. 99).

Еще одна краска в палитре чувств женщин предпетровской России — жалость к более слабым и призыв «сожалитися», обращенный в письмах к мужьям или отцам. Как и городские повести, сплошь и рядом упоминающие о ситуациях, когда женщины не могли не «зжалитися», когда кто-то «горко и зелне плакуся» или «во хлипании своем не возможе ни единаго слова проглаголити» — что вообще-то относится к средневековому литературному мотиву, — письма дворянок XVII века тоже часто содержат просьбу «быть милостивым» и тем самым «не погубить» слабого. [452] ПоК. С. 84–85. А. И. Хованская — П. А. Хованской. Конец XVII в. // Частная переписка. № 118. С. 399.

Умение сочувствовать, казалось бы незнакомое мужчинам-аристократам, жаловавшимся, что у них и «своего оханья много», [453] Аввакум. Послания, челобитные, письма. Конец XVII в. // ПЛДР. XVII (1). С. 560. прекрасно характеризует родственные связи и дружеские отношения женщин того времени. Именно женщины в своих письмах советовали мужьям быть несколько душевнее, сочувственнее, хотя бы внешне: «Отдай грамотку детем ево, — просила Т. И. Голицына своего сына, В. В. Голицына, — и розговори их от печали, что волею праведного Бога сестры их нестало, что в девицах была, и племянницы их не стало — у Домны, у Парфеньевны меньшой дочери…» [454] Т. И. Голицына — В. В. Голицыну // ВИМОИДР. М., 1852. Кн. 12. С. 33–34. Видимо, женщинам приходилось не единожды напоминать окружавшим их мужчинам о необходимости проявлять подобные чувства, поскольку сами их «супружники» эмоциональной проникновенностью не отличались, за исключением, пожалуй, ситуаций, связанных со смертью матерей: «Ведомо тебе буди, Прасковюшка (редкое по нежности обращение. — Н. П .), [что] матка наша Ульяна Ивановна переселилася во оные кровы и ты, пожалуйста], поминай [ее со] своими родительми…» [455] П. В. Окулов — жене Прасковье Лукьяновне // РГАДА. Ф. 159.№ 655. Л. 55.

Женщины для выражения своих «скорбей» находили слова более выразительные: «В своих печалех насилу жива . Насилу и свет вижу от слез…» [456] А. Г. Кровкова — П. А. Хованской. Конец XVII в. //Частная переписка. № 137. С. 413. В другом письме — ответе одной из представительниц царской семьи на сообщение мужа о болезни — жена выражала тревогу такими словами: «Ты писал еси, что, по греху нашему, изнемогаешь лихорадкою. И мы, и мать наша… зело с плачем [соболезнуем и скорбим». [457] ПРГ. Т. I. № 55. С. 57 (1619 г.). Впрочем, не стоит переоценивать способность к состраданию тех, кто писал процитированные письма. Скажем, побег крестьянина приводили их в состояние того же эмоционального накала («кресьтьяне искали ево целой ден, не нашли, убежал, и я от кручины той чут[ь] жива…» [458] А. С. Маслова — Д. И. Маслову. Конец 1690-х гг. // ИпИРН-РЯ. № 36. С. 100. ).