Наталья Пушкарева - Частная жизнь женщины в Древней Руси и Московии. Невеста, жена, любовница

Сопоставление текстов сборников исповедных вопросов, фольклорных записей и литературных памятников конца XVI–XVII века приводит к выводу не столько о «сужении сферы запретного» в предпетровской России, [358] Лихачев Д. С. Будущее литературы как предмет изучения // Новый мир. 1969. № 9. С. 171. сколько о расширении диапазона чувственных — а в их числе сексуальных — переживаний женщин того времени. Переживаний, которые все так же, если не более, считались в «высокой» культуре «постыдными», греховными (в России XVII века сформировался и канон речевой пристойности), [359] Демин А. С. Отрывки неизвестных посланий и писем XVI–XVII вв. // ТОДРЛ. М., 1965. Т. XXI. С. 193 (оригинал: РНБ. Q. XVII. 67. Л. 212об — 213). а в культуре «низкой» (народной) — обыденными и в этой обыденности необходимыми. [360] Пушкарева Н. Л. Сексуальная этика… С. 51–103; Кон И. С. Сексуальность и нравственность// Этическая мысль — 1990. М., 1990. С. 58; «Живот на живот — все заживет», «Тело в тело — любезное дело», «Грех — пока ноги вверх, а опустила — Господь и простил» (СС. С. 48, 58,64).

О расширении собственно женских требований к интимной сфере в XVI–XVII веках говорят прямо описанные эпизоды «осилья» такого рода в отношении мужчин («он же не хотяще возлещи с нею, но нуждею привлекся и по обычаю сотвори, по закону брака»), описание «хытрости» обеспечения у мужчины «ниспадаемого желания», а также нетипичная для более ранних текстов исповедной литературы и епитимийников детализация форм получения женщинами сексуального удовольствия — позиций, ласк, приемов, приспособлений, достаточно откровенно описанных [361] ПоККМТ. С. 77; Беседа. С. 497; Ср.: Foucault М. Histoire de la sexualité. Paris, 1976. С. 62–63. в церковных требниках, составлявшихся, как и прежде, по необходимости. [362] Былины. Изд. МГУ. М., 1957. С. 59, СС. С. 56–57; Исповедь. С. 104, 145–146; МДРПД. С. 28; о терминологии коитальных позиций в древнерусских епитимийниках см.: Levin Е. Op. cit. Р. 172–176. Герберштейн полагал, что к «извращенному любострастию» русские приобщились благодаря татарам (Герберштейн. С. 167). Обращает на себя внимание и признание одной из литературных героинь матери: «Никакие утехи от него! Егда спящу ему со мною, на ложи лежит, аки клада неподвижная! Хощу иного любити, дабы дал ми утеху телу моему…» [363] ПоСМ.С. 213.

Не стоит, однако, думать, что все эти проявления чувственности русских женщин были действительными новациями или тем более заимствованиями из других культур. Новой была лишь их фиксация в текстах, предназначенных для домашнего чтения. Ранее ничего подобного, даже в осуждающем тоне, в литературе найти было нельзя, так как дидактики рассуждали по принципу: «Сьюзиме плоти (когда утесняется плоть. — Н. П .) — смиряется сердце, ботеющу сердцу (когда сердцу дается воля. — Н. П .) — свирипеют помышления». [364] Это выражение использует и Аввакум в своих посланиях, однако оно достаточно старо. Подробнее см.: Аввакум. Послания, челобитные, письма. Подготовка текста и комментарии Н. С. Демковой // ПЛДР. XVII (1). С. 576, 696. Чтобы не допустить этого «свирипенья» женских помыслов, в текстах не допускались не только какие-либо «похотные» описания, но и намеки на них.

Впрочем, если задуматься, эротический смысл некоторых эпизодов повестей конца XVII века был довольно традиционен. Так, скажем, в «Повести о Василии Златовласом» имеется одна подробно выписанная сцена с участием женщины, которую трудно охарактеризовать иначе, как садо-эротическую: «Полату замкнув на крюк, сняв с нее кралевское платье и срачицу и обнажив ю донага, взял плетку-нагайку и нача бити ее по белу телу… и потом отдал ей вину и приветствова словами и целовав ю доволно, потом поведе ю на кровать…» Приведенная сцена находит прямое соответствие с текстом Домостроя и «Поучения» Сильвестра сыну Анфиму (XVI век), хотя и более целомудренно выписанному («наказуй наедине, да наказав — примолви (успокой. — Н. П .), и жалуй (пожалей. — Н. П .), и люби ея…» [365] ПоВЗ. С. 403; Домострой. С. 464–465. ).

Без сомнения, все попытки разнообразить интимные отношения причислялись к тому, что «чрес естьство сотворено быша». И тем не менее в посадской литературе есть упоминания о том, что супруги на брачном ложе «играли», «веселились», а «по игранию же» («веселью») «восхоте спать» — маленькая, но важная деталь интимной жизни людей, никогда ранее не фиксировавшаяся. [366] В этом смысле примечательна ремарка на полях переводного польского жарта: «Ни демон сего разумеет, что женская плоть умеет» («Како баба диавола обманула». Из сборн. жартов конца XVII в. // РО РНБ. Собр. Толстого. II-47. Q. XVII. 2. № 64. Л. 42); ПоККМТ. С. 77; ПоЦиЛ. С. 429.