Михаил Мирович - Генерал де Голль

В октябре 1936 года состоялась знаменитая встреча де Голля и премьер-министра Леона Блюма, назначенного на высший государственный пост четвертого июня 1936 года. Встреча состоялась в тот день, когда бельгийский король Леопольд III заявил правительству Франции, что Бельгия не намерена следовать союзническим обязательствам в связи с тем, что франко-бельгийский союз не обеспечивает безопасность Бельгии.

Леон Блюм, подав руку де Голлю и усадив его в кресло, принялся говорить о том, что идеи о перевооружении армии находят понимание в правительстве Третьей республики.

— Кажется, вы всегда выступали против моих идей? — спросил де Голль премьера.

— Конечно, выступал, — ничуть не смутившись, ответил Блюм. — Но когда становишься премьером, многие взгляды меняются… Кстати, мне хотелось бы узнать ваше мнение относительно того, что произойдет, если Гитлер отважится бросить свои войска на Вену, Прагу или Варшаву?

— Не произойдет ничего неожиданного. В зависимости от обстановки мы призовем людей из резерва первой очереди или из запаса. А затем, глядя сквозь амбразуру наших укреплений, будем безучастно наблюдать, как Адольф Гитлер прибирает к рукам Европу.

— Неужели вы хотите, чтобы мы направили экспедиционный корпус в Австрию, Богемию или Польшу?

— Нет, — проговорил де Голль. — Но если немцы будут наступать вдоль Дуная или Эльбы, мы просто обязаны выдвинуть наши армии на Рейн. Мы должны войти в Рурскую область, если вермахт пойдет на Вислу. Ведь если бы мы были в состоянии предпринять такие контрмеры, этого было бы достаточно, чтобы не допустить агрессии. Но при нашей нынешней системе мы не в состоянии двинуться с места. И, наоборот, наличие танковой армии побуждало бы нас к активным действиям. Разве правительство не чувствовало бы себя увереннее, если бы заранее было к этому готово?

— В ваших словах есть резон, — сказал Блюм. — Было бы, конечно, прискорбно, если бы нашим друзьям в Центральной и Восточной Европе пришлось стать жертвами вторжения. Однако в конечном счете Гитлер ничего не добьется до тех пор, пока не нанесет поражения нам. А как он может это сделать? Вы согласны с тем, что наша система, мало пригодная для наступательных действий, блестяще приспособлена для обороны?

— Тезис о неприступности «линии Мажино» с каждым днем все меньше соответствует истине. Первым это понял бельгийский король, о чем он и сообщал нам в доступной форме.

— Может, вы и правы, но, я думаю, Леопольд при разрыве союза руководствовался не только стратегическими соображениями. Мне говорили, что он симпатизирует Гитлеру… Но в любом случае наша оборонительная линия и фортификационные сооружения смогут обеспечить безопасность нашей территории.

— Ни в коем случае! Это обман самих себя, — сказал де Голль. — И весьма сомнительный вывод. Еще в конце прошлой войны не существовало обороны, которую невозможно было бы пробить. А ведь какой прогресс достигнут с тех пор в развитии танков и авиации! В будущем массированное использование достаточного количества боевых машин позволит прорвать на избранном участке любой оборонительный редут. А как только брешь будет проделана, немцы смогут при поддержке авиации двинуть в наш глубокий тыл массу своих быстроходных танков. Если мы будем располагать танками в равном количестве, все можно будет исправить, если нет — все будет проиграно.

— С вами тяжело спорить, — улыбнулся Блюм, — потому что вы правы. Правительство разработало, а парламент утвердил решение, что помимо бюджетных ассигнований на производство танков и самолетов будет выделяться значительная сумма.

Де Голль заметил премьеру, что самолеты, которые планировалось выпускать в больших количествах, были разработаны исключительно для оборонительных, а не для наступательных действий. А танки «Рено» и «Гочкинс» имеют большой вес, малую скорость, вооружены малокалиберным короткоствольным орудием и предназначены для сопровождения пехоты, а никак не для выполнения самостоятельных заданий в составе специальных танковых соединений.

— Выпускаемые танки — это вчерашний день танкостроения. Вы должны понять, — сказал де Голль, — что мы построим столько же танков и израсходуем столько же средств, сколько потребовалось бы для создания танковой армии, а иметь эту армию все-таки не будем!

— Я не вмешиваюсь в работу Даладье. Военные кредиты — это дело его и генерала Гамелена.

— Но позволю себе заметить, что за состояние обороны отвечает правительство, — сухо сказал де Голль.