Николай Молчанов: Генерал де Голль

Поздней осенью 1900 года по одной из аллей Люксембургского сада мимо холодных статуй и уже потерявших листву деревьев проходил высокий, немного сутулый, седеющий мужчина, весь в черном. Преподаватель философии коллежа иезуитов на улице Вожирар Анри де Голль время от времени бросал то суровый, то мягкий взгляд на шагавшего рядом с ним сына Шарля, которому в этот день исполнилось десять лет. Они возвращались из театра Сары Бернар. Мальчик дождался, наконец, обещанного подарка, в руке он держал программу «Орленка», спектакля Эдмона Ростана. В последние месяцы Шарль столько слышал о нем! О Ростане говорили, что стоит ему захотеть, и завтра он будет королем Франции, так велика его слава!

Она засияла еще три года назад, после постановки знаменитой героической комедии «Сирано де Бержерак». Ростан воскресил старинное искусство стихотворной романтической драмы. Его главный герой Сирано заставлял плакать и смеяться одновременно. Отважный, благородный, остроумный гасконец, со смешным огромным носом, казалось, воплощал самые лучшие качества типичного француза. Новая пьеса «Орленок» была несравненно слабее. Злосчастная судьба сына Наполеона, так называемого Римского короля, оказавшегося после падения императора фактическим пленником австрийского королевского двора, вообще мало походила на ее изображение в пьесе. Ростан невольно подтвердил справедливость слов Наполеона о том, что от великого до смешного— один шаг. В «Орленке» трагедия смешалась с дешевой опереттой и, несмотря на блестящие александрийские стихи, великолепную игру актеров, пышное оформление пьесы, получилась банальная мелодрама. И все же «Орленок» затмевал успех действительно замечательной пьесы «Сирано де Бержерак» и производил Фурор. Впрочем, пьесы, как и книги, имеют свою судьбу в зависимости от головы читателя или зрителя!

А французы в дни, когда начинался новый век, оказались необычайно восприимчивы к напыщенной риторике на тему о Родине, Величии, Франции. Если речь заходила об унижении национальной святыни, об имени Наполеона, а об этом и напоминал Ростан в «Орленке», возмущенное патриотическое чувство доходило до экстаза. Уже тридцать лет французы болезненно переживали позор поражения во франко-прусской войне 1870–1871 годов Франция познала тяжкое горе побежденных: у нее отняли Эльзас и часть Лотарингии, заставили платить огромную пятимиллиардную контрибуцию. Франции, как заявил Бисмарк, оставили лишь глаза, чтобы оплакивать свои несчастья…

Три десятка лет не только не ослабили чувства унижения, но превратили его в жажду отмщения. Франция вновь стала сильной. На Всемирной парижской выставке 1900 года она демонстрировала свои богатства, достижения и таланты. Теперь боль от старых ран стала невыносимой. Французы ничего не забыли, статуя захваченного врагом Страсбурга на площади Согласия неизменно покрывалась траурным крепом, а ее подножие утопало в цветах. Дух реванша, грозно созревая, выражался в самых неожиданных вещах. В моду вошли матросские береты для мальчиков с надписями вроде «Мститель», «Бесстрашный», «Неукротимый». Такая золотая надпись украшала и голову десятилетнего Шарля де Голля, возвращавшегося с представления «Орленка» как!во сне: настолько его потрясла пьеса. Взгляд блуждал по сторонам, а в ушах не умолкали великолепные, звенящие стихи Ростана. Тирады старого наполеоновского солдата Фламбо, страдания несчастного «белокурого Бонапарта», игравшего на сцене в солдатики, любимое занятие маленького Шарля, — все волновало его. Слова сына Наполеона отдавались в сознании ребенка звучным эхом: «О царственная слава! Имперский трон, порфира и орлы!» Глаза наполнялись слезами, когда он вспоминал раннюю смерть Римского короля, покидавшего мир с очередной звонкой фразой: «Скорей коня, к отцу спешить я должен…»

Словом, Ростан безраздельно и надолго завоевал сердце Шарля. Видно, не зря мать еще раньше завивала и причесывала ему локоны под Римского короля, а вокруг его тонкой шеи обычно лежал туго накрахмаленный воротничок, подобный тому, в каком великий актер Коклен исполнял роль Сирано.

Правда, тогда все французские дети, выраставшие в атмосфере националистического психоза, легко поддавались обаянию барабанного боя, пушечной канонады, сверкания оружия и трепета боевых знамен.