Пётр Толочко - Власть в Древней Руси. X–XIII века

О двух вечевых собраниях киевлян говорится в летописной статье 1147 г. Оба связаны с походом Изяслава Мстиславича на своего дядю Юрия Долгорукого. Первое, хотя и не названное так, состоялось перед походом. Изяслав, как пишет летописец, созвал бояр, дружину и «киян» для того, чтобы объявить им о своем решении выступить вместе с черниговскими князьями в поход на Суздаль и заручиться их поддержкой. Из дальнейшего рассказа явствует, что затея Изяслава не получила всеобщего одобрения киевлян. Последние заявили своему князю, что не могут поднять руки на Володимерово племя. Вот, если бы он решил пойти на Ольговичей, то они готовы идти даже с детьми. Оказалось, однако, что отказ киевлян не был категоричным, нашлось немало добровольцев, которые таки согласились идти с Изяславом. Причем, добровольцев оказалось много. Летописец говорит, что князь « съвъкупи множество вои».

Второе вече состоялось в Киеве также по инициативе Изяслава Мстиславича, когда он обнаружил заговор своих черниговских союзников.

Как свидетельствовал некий Улеб [490] Не исключено, что это тот самый боярин Улеб, который был тысяцким у Всеволода Ольговича и перешел на службу к Изяславу Мстиславичу. , посланный Изяславом в Чернигов, князья Владимир и Изяслав Давыдовичи, а также Святослав Всеволодович вошли в тайный сговор со Святославом Ольговичем с тем, чтобы убить киевского князя. Имел ли место этот коварный план или эта версия была сочинена в окружении Изяслава, сказать сложно. Известно только, что киевский князь был встревожен данным известием и поспешил поделиться им с киевлянами. В Киев он послал своего посланника с просьбой к брату Владимиру Мстиславичу, митрополиту Климу и тысяцкому Лазарю созвать вече. « В то же веремя Изяславъ посла Киеву къ брату своему Володимиру, того бо бяшеть оставилъ Изяславъ в Киевѣ, и къ митрополиту Климови, и къ Лдзореви тысячскому, и рече имъ: „Созовите кияны на дворъ къ святѣй Софьи, ать мои посолъ молвить рѣчь мою к нимъ и скажеть льсть черниговьских князий“. Кияномъ же всимъ съшедшимся отъ мала и до велика к святѣи Софьи на дворъ, въставшемъ же имъ въ вечи». [491] ПСРЛ. Т. 2. — Стб. 347–348.

Как видим, и на этот раз состав веча скрыт летописцем общей фразой. М. Н. Тихомиров не согласился с С. В. Юшковым, что здесь речь идет о представителях феодальных верхов. «Неужели все киевляне от мала до велика, — вопрошал он — могут быть причислены только к феодальным верхам». [492] Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания. — С. 156. Вопрос, разумеется, вполне корректный, хотя в данном случае более уместным представляется другой. Неужели сравнительно небольшой двор св. Софии смог бы вместить все свободное население Киева? Совершенно очевидно, что здесь или обычный летописный стереотип, обозначавший понятие «много людей», или же это выражение означает, что на вече собрались в полном составе все, кто должен был присутствовать на нем.

Однако, кто бы ни был участниками веча на Софийском подворье, совершенно очевидно, что руководителями на нем были Владимир Мстиславич, митрополит Клим и тысяцкий Лазарь. Существенно, что летопись и на этот раз не говорит о каком-либо обсуждении вопросов. Даже призыв неизвестного по имени человека — убить Игоря — не подвергся обсуждению.

В. И. Сергеевич объяснял это лаконичностью летописных известий, но, думается, это не исчерпывающее объяснение. [493] Сергеевич В. И. Вече и князь. — С. 20. Определенно, прежде чем выносить тот или иной вопрос на вече, он обсуждался в узком кругу, на совете князя с боярами, или же определенной группой бояр, как это было с призваниями в Киев Владимира Мономаха и Изяслава Мстиславича. Вече не решает, но, если можно так выразиться, лишь одобряет предложенные ему решения.

Так было и на этот раз. Неизвестный оратор, несомненно, из близкого окружения Изяслава, предложил убить Игоря Ольговича, мотивируя это тем, что после ухода великого князя и его дружины из Киева Игорь может причинить много опасности городу. При этом он привел параллель с событиями 1068 г., когда был освобожден из поруба Всеслав и провозглашен великим князем. И. Я. Фроянов, чтобы подчеркнуть общинно-демократический характер данного веча, высказал сомнение в достоверности обращения на нем к событиям 1068 г., полагая, что это, скорее всего, собственный взгляд летописца. [494] Фроянов И. Я. Древняя Русь. — С. 285.

Разумеется, исключать этого нельзя, вот только доказать невозможно. Если это далекое событие мог вспомнить летописец, то почему не мог и еще кто-то из его современников? Тот же «един человек». Кстати, это именно им был брошен призыв покончить с Игорем, а не «кем-то», как утверждает И. Я. Фроянов. Странно, что в устах «кого-то» этот призыв не вызывает в историка сомнения, а в устах летописного «единого человека», вызывает.