Пётр Толочко - Власть в Древней Руси. X–XIII века

После смерти Всеволода Ольговича и похорон его в вышгородской церкви св. Бориса и Глеба, Игорь едет в Киев и вновь собирает киевлян для клятвоцелования. « И созва кияне вси на гору на Ярославль дворъ, и цѣловавше к нему хрестъ». После того, как киевляне присягнули на верность Игорю под Угорским, новая аналогичная процедура не выглядит обязательной. И, тем не менее, она была исполнена.

Но еще более неожиданным представляется собрание киевлян у Туровой божницы на Подоле. « И пакы скупишася вси кияне у Туровы божницѣ, и послаша по Игоря, рекуше: „Княже! поѣди к намъ“. Игорь же, поемъ брата своего Святослава, и к ним и ста съ дружиною своею, а брата своего Святослава посла к нимъ у вѣче». Киевляне изложили Святославу свои обиды, которые они терпят от тиунов киевского Ратши и вышгородского Тудора. Святослав поклялся на кресте, что впредь им не будет никакого насилья. « А се вамъ и тивунъ, а по вашей воли». После этого исполнили обряд крестоцелования и киевляне. « Кияне же вси, съсѣдоша с конь, и начаша молвити: Братъ твой князь и ты — и на томъ цѣловаше вси кияне хрестъ, и с дѣтми, оже подъ Игоремъ не льстити и подъ Святославомъ». [485] Там же. — Стб. 321–322. То, что Святослав и киевляне сидели во время веча на конях, как полагает Ю. Гранберг, говорит против его политической институционально сти. ( Гранберг Ю. Вече. — С. 38). Но из этого свидетельства скорее следует другой вывод, что это вече не было всенародной сходкой, а только собранием имущих киевлян. Кстати, Кромвель на коне въезжал в английский парламент, но не станем же мы на этом основании отрицать его политическую институционально сть. Договор Святослава с вечем закрепили « лутшѣи мужѣ Киянѣ» с Игорем, после чего все отправились на обед. Как предполагал Л. В. Черепнин, это был сепаратный сговор князей со знатью. [486] Черепнин Л. В. Общественно-политические отношения. — С. 255. Может быть, с какой-то ее частью, которая ориентировалась на Ольговичей, что вскоре и проявилось.

Как оказалось, спокойствия это не принесло. В то время, как одни отправились на княжий обед, другие устремились грабить двор тиуна Ратши и мечников. [487] И. Я. Фроянов полагает, что в разграблении дворов Ратши и мечников принимали участие «мужи лучшие» и «простая чадь». ( Фроянов И. Я. Древняя Русь. — С. 276). Но если это так, чего доказать совершенно невозможно, тогда логично признать, что «мужи лучшие» и «простая чадь» и являлись основными участниками вечевых сходок. Дальше в летописи говорится о том, что, несмотря на неоднократные взаимные крестоцелования, Игорь был все же неугоден киевлянам и они послали приглашение на великокняжеский стол переяславскому князю Изяславу Мстиславичу: « Поиди, княже, къ намъ, хочемъ тебе». [488] ПСРЛ. Т. 2. — Стб. 323.

Этой неугодностью, вероятно, и объясняется многоактность приведения киевлян к присяге. За скупыми рассказами летописи об обоюдных крестоцелованиях несомненно скрывались сложные противоречия в стане киевской знати на почве отстаивания своих кандидатов на великокняжеский стол. Выражение летописи «вси кияне» здесь не более чем литературное клише. Оно употреблено и по отношению веча на Ярославом дворе, который заведомо не мог вместить всех свободных жителей Киева. [489] В свое время я высказал предположение, что словосочетание «вси кияне» не следует понимать буквально. Мотивировал его тем, что ни под Вышгородом, ни под Угорским, ни у Туровой божницы, ни, тем более, на Ярославом дворе, не могли собраться все киевляне. И. Я. Фроянов, уличив меня в том, что я ошибочно распространил это клише на вышгородское собрание, вообще ушел от ответа на мое замечание. ( Фроянов И. Я. Древняя Русь. — С. 270). Наверное, на собраниях под Вышгородом, Угорским, на Ярославом дворе и у Туровой божницы принимали участие не только знатные, но и простые киевляне. Но суть ведь заключается не в простом присутствии, а в руководящем участии. Фраза летописца о том, что киевляне под Угорским приняли присягу притворно («яшася по нь лестью») определенно указывает на верховодство здесь знатных киевлян. Под влиянием сторонников Мономаховичей они для себя еще раньше решили, кто должен быть киевским князем, отсюда и неискренность их присяги. Даже и тогда, когда они обещали «не льстити» под Игорем. Что касается простых киевлян, то подозревать их в столь изощренном двоедушии нет никаких оснований. Как, впрочем, и Игоря в том, что он, будто бы, «очень скоро восстановил против себя киевлян». Позже эту мысль повторил Ю. Гранберг. Но для этого у Игоря не было времени. Ведь просидел он на киевском столе всего две недели, в продолжении которых только и делал, что располагал к себе киевлян.