Пьер Шоню - Цивилизация Просвещения

Фридрих Великий

1712–1786. На прусском троне наследовал Фридриху-Вильгельму, королю-сержанту. Хорошо подготовленный его предшественниками подъем Пруссии после критического периода Семилетней войны (1756–1763) привел к настоящей реорганизации Европы вдоль северной оси. Неизменная политика первых Гогенцоллернов, основанная на этатистском динамизме по образцу монархии Людовика XIV, сделала Пруссию жестким ядром Германии, пребывавшей в состоянии раздробленности (Kleinstaaterei), но призванной к объединению: повсеместный триумф севера над югом (Австрия). Государство Фридриха было воплощением концентрации и роста: концентрации власти и ресурсов в целях автономии, роста за счет систематической иммиграции и колонизации, преимуществ в использовании кадров и т. д. Главным приоритетом снизу доверху признавалась служба государству, «коего правитель есть первый слуга». Эдикт о веротерпимости, касавшийся свободы вероисповедания и выражения (см. «газеты» Шпенера или Гартунга), действительно способствовал привлечению пиетистов и иезуитов (в Силезии) и привел к полному размежеванию мысли мыслящей и «мысли действующей» на вершине государственной власти. Такая позиция принципиально противостояла социальному экстремизму неокальвинистов и англосаксонскому методизму.

Харгривс, Джеймс

1710–1776. Изобретатель spirining-jenny (прядильной машины «дженни»), пришедшей в 60-х годах в Англии на смену прялке и веретену.

Хильдебрандт (Гильдебрандт)

1668–1745. Современник и соперник Фишера фон Эрлаха в Вене. Ученик Фонтаны и Борромини, вдохновившего его на создание огромного овального купола церкви Святого Петра в Вене. Не столь разностильная, как у Фишера, его барочная архитектура подчас смягчается под влиянием французских образцов (это касается, например, Бельведера). Его фирменный знак — колоссальная лестница, пролеты которой поддерживают опоры в форме атлантов и вокруг которой выстраивается дворец: по этому плану созданы Бельведер, дворец Мирабель в Зальцбурге, дворец Кински в Вене.

Химия

Оформляется как наука только в третьей четверти XVIII века, с введением Лавуазье систематической номенклатуры и появлением первых набросков теории атома. Интерес исследователей, среди которых было немало таких любителей, как Пристли, сначала был обращен на вещества или явления, прежде привлекавшие внимание врачей, аптекарей или агрономов: так обстояло дело с хлористым калием, магнезией, фосфором, с воздухом в его связи с дыханием и водой в ее связи с ростом растений. Многие металлы были открыты путешественниками в качестве чужеземных диковин — например, платина, около 1750 года привезенная с Ямайки и из Перу. Одним из первых шагов вперед стало выделение простых веществ, а также соды и калия, полученных, например, из соли (слабительное). Впрочем, воздух и земля тоже долгое время рассматривались как простые вещества. По мере овладения искусством разлагать вещества на составные части возникал вопрос о том, какие причины заставляют их элементы соединяться вместе. К концу века на проблеме «сродства» оказались сосредоточены силы большинства ученых: Жоффруа-старшего, Бургаве, Боме и др., и она вновь оживила раздоры между картезианцами и ньютонианцами. Великим событием века стало открытие газов, обращению с которыми учили Роберт Бойль и Стивен Гейле. В 1755 году Джозеф Блэк обнаружил углекислый газ, в 1765 году Генри Кавендиш выделил водород, наконец, Лавуазье и Пристли одновременно (1775) открыли кислород, уточнив его роль в существовании жизни.

Хогарт, Уильям

1697–1764. Его часто сравнивали с Грёзом: Хогарт был одним из тех, кто подтолкнул его к моралистической живописи (Грёз приехал из Лиона в Париж в 1743 году — в тот же год, когда Хогарт открыл в Париже Шардена), но резкий колорит, сатирический запал, мощный дар карикатуриста придают знаменитым сериям Хогарта — «Harlots progress» («Карьера проститутки»), «Rake’s progress» («Карьера мота»), «Модный брак» — почти эпический размах (вспомним, что на стоящем рядом с ним на автопортрете столе можно разглядеть три в высшей степени примечательные книги — сочинения Шекспира, Мильтона и Свифта). Сын скромного ремесленника, ставший великим национальным художником, Хогарт, быть может, нигде не выразил себя настолько полно, как в портрете другого первопроходца, другого выходца из низов великой трудолюбивой, пуританской и победоносной Англии — капитана Томаса Корэма. Именно § этом, далеком от всякой сатиры портрете, столь дорогом сердцу художника, символ спасения наконец-то смог сам по себе стать противовесом всякому ангажированному творчеству — не сатире даже, а экзорцизму.