Анна Ларина-Бухарина - Незабываемое

И царство грозное монгола Тамерлана,
И всё, что покорил персидский Кир,
И Карла древняя железная корона,
И жезл Империи Наполеона.

Напрасно древние мечтали мудрецы
О светлом будущем, гуманности предтечи —
И стоики, и ранних сект отцы:
Тонуло все в крови и шуме сечи.

Космополитов, миротворцев речи
Перед фашизма дьяволом тлетворным —
Что пред волками матерыми крик овечий,
В бою волков сразит лишь меч упорный.

Войне фашистской, зверски-черной
Навстречу будет двинут бой картечи.
Конец их ждет смертельный и позорный,
Венки победы лягут на рабочих плечи.

И черно-золотых богов затменье
В последнем историческом бою
Ознаменует человечества рожденье,
Объединенного в одну семью.

Черною манией охваченный пророк
Короны золоченой капитала,
Какой коварный Рок
Из твоего бездумья сотворил начал начала?

Из-под бровей, нависших, как кусты,
Сверкает мрачный взор,
На лбу большом морщин мосты,
Как смертный приговор.

Кровавый бред о «воле к власти»,
Об этике господ,
Звериной белокурой касте,
Смиряющей народ.

О дыме, крови, и пожарах,
И войнах без конца,
О Дионисовых угарах
Хищного самца;

Безумный бред сверхчеловека
О черни и рабах,
Что вновь от века и до века
Под ним целуют прах;

Все Заратуштры афоризмы
И парадоксов новь,
Изящно-тонкие софизмы —
Всё превратилось в кровь.

И не случайно то, что ныне
Разбой, Войну, Порок
Благословил в своей гордыне
Безумия Пророк.

Могучий мастер всех времен,
Универсальный ум,
Средь светлых гениев колонн
Изящный многодум,
Поклонник тонких инструментов
И точных числ и мер,
Обдуманных экспериментов
Художник-инженер,
Он математику кривых
И оптики расчеты,
Игру сечений золотых
Слил с гения полетом,
С игрою красок и цветов,
Теней и полусветов
Своих божественных даров,
Фресок и портретов.
Всем он играл и всё творил,
Ему знакомы были
И исчисления светил,
Летательные крылья,
И гениального творца
Ударов твердого резца
Над мрамором усилья.
Он строил крепости, дворцы,
И городские стены
И мысли слал во все концы
Таинственной Вселенной.
Путей нетоптанных искал
Он в творчестве своем,
Изобретал и наблюдал,
Чертил модели, измерял,
Природы вещество пытал
Железом и огнем.
Узоры плесени сырой,
Причудливых уродцев
Он изучать любил и пил
Из знаний всех колодцев.
Он чрез века на нас стремит
Пытливых взоров зонды
И с нами тихо говорит
Улыбкою Джоконды.

Льва
Голова.
Сжаты губы,
Воли, энергии зубы.
Глухой
Звуков титан,
Громов повелитель,
Великан,
Ворвавшийся в Рока обитель,
Страшной силы таран
У трагических Фатума стен,
Грозный вулкан,
Певец перемен,
Железных шагов,
Великих побед
И радостных лет.
Буйный
Крушитель оков,
Страсти неистовый пламень,
Твердости камень.
Много струйный
Творчества водопад,
Звезд золотых каскад,
Планет небесных хорал.
Он созидал
Гимн всемирной
Любви величавый,
Бессмертный Храм Славы
Братьев-людей,
Расплавивших звенья цепей
Свободы огненной лавой.
Гремите, Музыки громы!
Сверкайте, молний изломы!
Теките,
Потоки лавы!
Люди! Идите
В Храм Человеческой Славы!

В истоках древности великого Ирана
Жил царь свирепый, именем Зохак.
Кровавою и гнойной раной
Он разъедал страну, как печень рак.
Средь всех царей, коварных, свирепейших,
Людей простых топтавших в прах,
Не находилося чудовищ злейших,
Чем страшное чудовище, Зохак.
В дворце роскошном или в храме, на базаре
На коромысле двух своих плечей
Всегда носил он отвратительную пару
Узорчатых гигантских змей.
Те змеи были вовсе не простые,
А слуги верные мучителей-царей
И ели кушанье одно: густые
И свежие мозги удавленных людей.
По всей стране царил безумья ужас,
Но в тишине ночей уж зрел отпор:
Тугой, медлительною мыслью тужась,
Народ готовил острый на царя топор…
На свете жил тогда, среди других людей,
Огромный Кауэ, искуснейший кузнец,
Могучий богатырь. Семнадцать сыновей
Пожрали змеи у него, как волки двух овец.
И лишь один-единственный остался сын,
Но на него точил уж зубы властелин…
Собрал кузнец всех рабочих людей,
С молотками, стамесками, пилами,
Фартук кожаный свой из шкуры зверей
Прикрепил он ручищами сильными
К древу прочному, знаменем сделав
Свободы великого дела.
И пошел он храбро в мятежный поход
Со своим ремесленным людом,
И царя разгромил рабочий народ:
От смерти тот спасся лишь чудом
И в страхе к горе Демавенду бежал,
Но здесь его Феридун приковал
К вулкану крепкою цепью.
И весь народ, как дитя, ликовал,
Узрев конец лихолетью…
Простой кожаный фартук чтили люди в веках,
Как знамя великой победы.