Франсуа Инар: Сулла

Очень рано, еще при жизни, пожаловав себе чрезвычайную магистратуру учредительного характера, Сулла поднялся над своими современниками и стал символом: для одних он воплощал реставрацию традиционных ценностей, которые составляли величие Рима, для других был кровавым тираном — для мира варваров, к примеру.

К сожалению, взяли верх враждебные для него установки, потому что и вправду его деятельность окружали особо трагические условия, в которых даже его сторонники сразу же после смерти диктатора были вынуждены отречься от него. Эти обстоятельства книга и постарается определить, так как История возжелала, чтобы прежде чем исчезнут все, кто его знал, гражданская война окончилась победой его врагов, к, наконец, потому, что наследники Цезаря, дабы утолить ненависть и осуществить месть, повторили проскрипцию, автором которой был он сам. И совершенно необходимо этот процесс очернения оставшихся от него портретов интегрировать в состав тройной ссылки, очевидной, по крайней мере, в теоретическом плане.

И наоборот, если руководствоваться сформулированным Монтескье критическим принципом, в соответствии с которым «история является ложно составленными фактами об истинах или по поводу истин», это не означает, что нужно было бы реабилитировать Суллу. В конечном счете то, что интересует историка, это не столько представить на суд Истории ее действующих лиц (хотя бы и для их оправдания), сколько постараться определить, как и почему коллективная память создала картины, порой настолько далекие от тех, которые позволяют нам смутно представить их современники и которые нам надлежит обрисовать.

Настоящая биография не является ни обвинительным актом против Суллы, ни защитительной речью в его пользу. В то же время, даже зная, что книга, какой бы ни была полнота ее информации и каким бы независимым ни представлялся ее автор, не повлияет на коллективное воображение, мы убеждены, что привносим новое знание о жизни великого государственного деятеля в тот самый момент, когда старый миф о кровавом диктаторе, вошедший в пашу культуру, потерял свою сущность (по причинам, которые также следует проанализировать) и когда историк может отчетливо спросить у себя, каким же был Сулла.

Аристократа определяют прежде всего предки. Еще более, чем кого-либо другого, они определяют аристократа республиканского Рима; сегодня известно, в ранней Республике (если действительно так можно говорить о периоде первых лет V века до н. э., о котором практически не сохранилось документов, да и те, что есть, спорно надежны) имели «право на изображения» — возможность запечатлеть свою личность — бюст или, что более вероятно, посмертную маску те, кто обладал верховной властью. В самом деле, консулат был не просто политической властью, предоставленной выборами, но прежде всего религиозным отличием, агреманом Юпитера, Верховного божества, величие и действенность которого становились полными только после специальной церемонии принятия функций в первый день года на Капитолии.

Божественное благословение отмечало неизгладимой харизмой тех, кто был выбран осуществлять эту власть — конституционный империум, ограниченный одним годом. Было естественным, что в отдельных затруднительных случаях и при неожиданной вакации власти призывали тех, кто в прошлом получал инвеституру богов и составлял группу patres — сенаторов самого высокого звания. И также было естественным, что потомки этих людей частично претендовали на наследование харизмы, которая, полагали они, должна была являться залогом исполнения власти. И это неизбежно привело к тому, что наследники основали в честь инициаторов привилегированного отношения между богами и своим потомством настоящий культ, социальным знаком которого были «изображения».

Изображения помещались в «публичной» части семейного жилища, там, где принимали посетителей: установленные в деревянные оправы, — таблички внизу кратко излагали карьеру каждого лица, — они были соединены между собой ленточками или линейками, образуя настоящее генеалогическое дерево. И был обычай — в определенных случаях совершать жертвоприношения почетным предкам в соответствии с ритуалами, присущими семейному культу, который относился к церемониям, традиционно посвящаемым умершим, в римских семьях (опасались того, что как бы духи не рассердились, увидев, что ими пренебрегают).