И. Василевский - Романовы

Такие же речи и письма обращали к царю и великий князь Николай Михайлович, и Кирилл Владимирович, и Родзянко, и Кауфман-Туркестанский, и многие другие. Но, как будто исполняя веление рока, царь и царица стараются ничего не видеть, ничего не слышать.

«Когда подумаешь, — пишет царю великий князь Александр Михайлович 1 января 1917 года, — что ты несколькими словами и росчерком пера мог бы все успокоить, дать стране то, чего она так желает, то есть правительство доверия и широкую свободу общественным организациям, — становится страшно».

Но никакие доводы не могут убедить того, кто не желает быть убежденным.

«Положение с каждым днем ухудшается, — пишет великий князь Александр Михайлович 25 января. — Народ тебя любит, но… такое положение продолжаться не может. Как это ни странно, но правительство сегодня есть тот орган, который подготавливает революцию. Народ ее не хочет, но правительство употребляет все возможные меры, чтобы сделать как можно больше недовольных. И вполне в этом преуспевает. Мы присутствуем при небывалом зрелище: революция сверху, а не снизу».

Это письмо за подписью «твой верный» было получено Николаем 4 февраля, но, как и все письма такого рода, впечатления на него не произвело. Царь молчал и рассеянно улыбался, участвовал в высочайших приемах, молился на панихиде по Распутину.

«У него внутри недостает», — говорил о царе все тот же Распутин в последние месяцы своей жизни.

А Протопопов продолжал заниматься спиритическими сеансами, проявлял «твердую волю» и уверял, что он родился «под влиянием Юпитера, который подчиняется Сатурну», а потому, вооруженный доверием монарха, он непобедим.

Вопрос «Глупость или измена?» так и не получил разрешения, хотя налицо было и то, и другое.

Крайне характерная черта: государственная машина в эти дни окончательно расхлябалась. Весь изношенный и заржавевший старорежимный аппарат был уже в состоянии полной непригодности. Но Охранное отделение в эти дни оказалось на высоте положения. Именно здесь сгруппировались все таланты старого строя. Доклады охранки за те дни дают полную и яркую картину надвигающейся революции.

Уже 5 января 1917 года доклад охранки указывает на «исключительно тревожный характер настроений в столице», на недовольство народа.

9 января следует новый, совершенно секретный доклад Охранного отделения с указанием на дороговизну, продовольственную разруху, рост тиража крайне левых газет, рост недовольства населения, жажду общества «найти выход из создавшегося политически ненормального положения, которое с каждым днем становится все напряженнее»…

Убийство Распутина — только первая ласточка. В случае разгона думы бороться придется не с кучкой депутатов, а со всей Россией.

Доклад генерала Глобачева от 28 января еще определеннее: «События чрезвычайной важности, чреватые исключительными последствиями для русской государственности, не за горами».

Один из ближайших приближенных Николая II, старый пьяница адмирал Нилов на обычном своем жаргоне сказал:

— Будет революция, нас всех повесят, а на каких фонарях — это все равно.

Старый весельчак думал, что острит, а его слова оказались правдой.

Доклады охранного отделения продолжают с точностью сейсмографа отмечать надвигающееся землетрясение.

«Озлобление растет, — констатирует охранка 5 февраля, — и конца его росту не видно. А что стихийные выступления народа являются первым этапом на пути к началу бессмысленных и беспощадных эксцессов самой ужасной из всех — анархической революции, — сомневаться не приходится».

Но ничто не в силах изменить спокойно-благодушного настроения императора. Как понять, как объяснить эту слепоту, эту глухоту, проявленную всеми без исключения при дворе и в кабинете министров?! Ведь если бы они не знали ничего другого, кроме докладов Охранного отделения, то и одних только этих докладов было достаточно, чтобы понять, до чего близок и неизбежен надвигающийся взрыв. Но доклады охранки читались и спокойно клались под сукно. Государственная машина работала вхолостую…

Но вот настали дни, когда загорелись участки, когда солдаты отказались стрелять в народ.

Государь передал власть диктатору Хабалову, человеку вялому, сонному и нерешительному. Когда Хабалов решился, наконец, расклеить листовки по городу с объявлением осадного положения, то этого сделать не удалось, так как под рукой не оказалось… клея и кистей!

Не из-за отсутствия ли клея рухнуло здание русского самодержавия?!