Татьяна Бобровникова - Повседневная жизнь римского патриция в эпоху разрушения Карфагена

Ученые XIX века следовали античным авторам. Буассье считает Сципиона человеком «кротким и человеколюбивым от природы». Такого же мнения держался Моммзен (Буассье Г. Римская религия от времен Августа до Антонинов. М. б.г. С. 56; Моммзен Т. История Рима. М., 1937, Т. 2. С. 41).

Астин приводит в доказательство своего мнения следующие аргументы: Сципион с любопытством смотрел на битву между нумидийцами и карфагенянами и в шутку сравнивал себя с Зевсом; он сжег Карфаген и на его развалинах сказал: «Хорошо!»; он жестоко обошелся с нумантинцами, отрубил руки жителям Лутии; наконец, он был безжалостным цензором. Признаюсь, для меня всего этого мало, чтобы поколебать всю античную традицию. Полибий и Панетий знали Сципиона лично, а Полибий был с ним под Карфагеном и под Нуманцией. Цицерон же слышал рассказы очевидцев и читал историю Нумантинской войны Полибия, воспоминания Рутилия, Фанния, Семпрония Азеллиона и Люцилия, которые сражались под началом Сципиона в Испании. Мы же составляем свое мнение на основании конспективной истории Аппиана, изобилующей пропусками и неточностями. Впрочем, даже известные нам факты противоречат этому.

Мне кажется, автор слишком серьезно воспринял шутку Сципиона, сравнившего себя с Зевсом. И потом, трудно ожидать, чтобы римский офицер, с 16 лет участвовавший в битвах, падал в обморок при виде крови. Вряд ли возможно обвинять Сципиона в разрушении Карфагена. Кроме того, на его развалинах он не радовался, как утверждает Астин, а плакал. Искоренение Нуманции было чем-то вроде ликвидации чеченской крепости и казалось необходимым. Что же до отрубленных рук, — о них я только что говорила. Признаюсь также, что я не вижу слишком большой жестокости и в том, что Сципион обидел Азелла и ему подобных людей.

На мой взгляд, все, что мы знаем о Сципионе, совершенно противоречит мнению Астина. Нам известно, что, где бы он ни появлялся, офицером или полководцем, он вызывал глубокое уважение и доверие у своих врагов. Испанцы хотят заключать договор только с ним, тогда еще безвестным молодым офицером. Ради него они снабжают римлян необходимыми теплыми вещами. Карфагеняне не желают сдаваться никому, кроме него. Фамея сдается ему, не оговорив даже условий капитуляции. Газдрубал хоронит римских офицеров, объявляя, что делает это только ради Сципиона. Жена его, готовясь броситься в огонь, благодарит его. Чем это объяснить? Диодор прямо говорит, что он обходился с врагами гуманно, поэтому все сдавались только ему (Diod., XXXII, 7). Напомню еще один небольшой факт. Сципион пощадил Газдрубала, бросившегося к его ногам, несмотря на то, что тот причинил римлянам столько зла. Между тем Цезарь, славившийся своим милосердием (climentia) — его, наверно, не отрицает сам Астин, — когда его противник, галльский вождь Верцингеторикс, подобным же образом сел у его ног, взял его в плен, держал несколько лет до триумфа, а потом спокойно отрубил голову.

Зная все это, мы рисуем себе образ человека с мягким и великодушным сердцем. И мы, даже если бы не знали всех дальнейших событий, a priori должны были заключить, что при взятии Карфагена он испытывал острую боль при виде человеческих страданий. И вот мы узнаем, что он действительно плачет, глядя на горящий город.

И еще одно. По моему глубокому убеждению, человек жестокий и черствый не может не презирать отдельную человеческую личность, которой он всегда готов спокойно пожертвовать. Но вряд ли найдется человек, столь уважавший чужую жизнь, как Сципион.

Так у Ливия. У Аппиана и отчасти у Диодора мы видим другую версию (App. Hiber., 96–98; Diod., XXXIV/XXXV, 4). Но рассказ Аппиана представляется мне крайне путаным и недостоверным. Нумантинцы будто бы сначала сдались Сципиону, затем попросили у него один день и многие покончили с собой. Но почему они сперва сдались, а уж потом покончили с собой? Далее, в испанских городах было вообще очень распространено коллективное самоубийство. При этом жители уничтожали и все свои богатства, чтобы не оставлять их врагу. А мы знаем, что Сципион почти не вывез добычи и не мог даже дать наградных денег своим воинам. В случае коллективного самоубийства, естественно, к нежелавшим умирать применялось насилие. И поэтому вряд ли главари допустили бы, чтобы кто-нибудь остался в живых. Наконец, Аппиан сообщает, что Сципион оставил 50 человек для триумфа, а остальных продал в рабство. Между тем он вряд ли мог бы так поступить в случае, если бы они сами отворили ему ворота. Скорее всего, как и сообщает Ливий, когда римляне ворвались в горящий город, было уже поздно, и мужественные защитники Нуманции погибли. И это гораздо более соответствует всему, что мы знаем о неукротимом и свободолюбивом духе кельтиберов.