Марк Алданов - Полковник Пикар и дело Дрейфуса

Затем начались очные ставки. Первая же из них приняла бурный характер. Подполковник Анри {4} 4 Он незадолго до того был произведен в подполковники. публично назвал Пикара лжецом; Пикар ответил вызовом на дуэль. Затем Эстергази заявил, что вызывает Пикара и Клемансо; оба тотчас ответили, что с изменником драться не станут. Происходили совещания секундантов, арбитров, суперарбитров. Анри и Пикар составили завещания. Впрочем, кончился их поединок пустяками: Анри был легко ранен в руку.

По городу, да и по всему миру, ходили самые необыкновенные слухи. Говорили, что французское правительство перехватило собственноручные письма Вильгельма II, подтверждавшие измену Дрейфуса. Говорили также (это была версия Эстергази), что Дрейфус состоял на службе не у Германии, а у России: русская разведка якобы желала выяснить, действительно ли Франция так могущественна в военном отношении. С другой стороны, Жозеф Рейнак, один из главных дрейфусаров, утверждал, «со слов известнейшего русского писателя», будто русский генеральныйштаб имеет доказательства того, что настоящий изменник — подполковник Анри. По случайности, в России ушел в отставку военный министр генерал Ванновский. Газеты с самым глубокомысленным видом ставили это в какую-то связь с делом Дрейфуса. Чтение газет 1898 года кого угодно может убедить в том, что нет предела человеческому легковерию.

В этой атмосфере злобного боя в потемках представитель генерального штаба на процессе генерал де Пеллье огласил письмо Паниццарди к Шварцкоппену (разумеется, не назвав их). Незачем пояснять, что де Пеллье был искренно убежден, как и весь генеральный штаб, в подлинности этого письма. От тяжелого снаряда ряды дрейфусаров дрогнули. Золя был приговорен к году тюрьмы. Именно в это время было изобретено (или, по крайней мере, впервые пущено в обиход) Жоржем Тьебо слово «националист», сделавшее столь блестящую карьеру. Эстергази объявил себя националистом и во имя национализма громил всех своих врагов. Нельзя без веселья читать то, что автор бордеро говорил о будущем «Отце Победы» — Клемансо был в ту пору символом всего антинационального.

В смысле пророческого дара не отставали от своих противников и дрейфусары. Один знаменитый ученый-дрейфусар объявил, что франко-германская война так же вероятна, как война между Генуей и Пизой. Пишущий эти строки видел этого ученого в сентябре 1914 года. Напоминать ему о его предсказании было бы весьма бестактно. Жив он и по сей день и теперь, кажется, несколько изменил формулу: франко-германская война так же разумна, как война между Генуей и Пизой. Это лучше.

В экспертизах и контрэкспертизах, в слухах и опровержениях разобраться было очень трудно. Иные умные люди так и заявляли, что невозможно выяснить истину в деле, в котором замешаны столь важные социально-политические интересы. Они заявляли это несколько демонстративно. «У агностицизма, как у веры, должен быть свой ритуал», — говорит Оскар Уайльд, который, впрочем, в этом деле занял отнюдь не позицию агностика: он был антидрейфусаром и оказывал мелкие услуги Эстергази.

Подлинные документы не дали возможности установить истину. Дал возможность ее установить — подлог.

Через десять дней после осуждения Золя в доме №141 по улице Севр, в маленькой комнатке гостиницы Ла-Манш, повесился на окне «толстый, грузный человек еврейского типа», живший там под чужой фамилией. Полицейское дознание выяснило, что это Лемерсье-Пикар. Это был тот самый агент, который по поручению Анри написал почерком Паниццарди письмо к Шварцкоппену с упоминанием об измене Дрейфуса. Отчего он покончил с собой, осталось невыясненным. Объясняли это позднее и безденежьем, и страхом, и даже угрызениями совести. Смерть его ни у дрейфусаров, ни у антидрейфусаров не вызвала ни большого горя, ни большой сенсации.

Зато необычайную сенсацию во всем мире вызвало вскоре другое трагическое событие.

Ревностный антидрейфусар капитан Кюнье, состоявший при военном министре Кавеньяке, получил предписание привести в порядок секретные документы по делу Дрейфуса. Разбирая их вечером при свете лампы, капитан обратил внимание на странную особенность письма Паниццарди к Шварцкоппену (оно было, повторяю, написано на бумаге в клеточках): ему показалось, что клеточки верхней части листа ни по размеру, ни по цвету ободков не тождественны с клеточками нижней. Капитан Кюнье доложил об этом своему непосредственному начальнику, такому же антидрейфусару, как он сам. Они были поражены: уж очень значительно и грозно было это открытие. Они немедленно отправились к военному министру (отсюда, кстати сказать, достаточно ясно, как неправы были дрейфусары, обвинявшие скопом чуть не все военное ведомство в действиях незаконных и пристрастных). Кавеньяк рассмотрел письмо: да, сомнений быть не могло, оно склеено из двух листков — это подлог!