Правда восторжествовала, — надо же иногда торжествовать и правде. Настоящий happyend пришел, впрочем, нескоро: через несколько лет. 12 июля 1906 года соединенное присутствие всех камер кассационного суда единогласно признало Альфреда Дрейфуса жертвой тяжкой судебной ошибки. Торжественно и важно звучала длиннейшая мотивировка решения, — нелегко поддается переводу старинный юридический язык французов. «...И поелику после всего указанного ничего не остается от обвинения против Дрейфуса... то объявляется, что по ошибке и без вины был ему вынесен обвинительный приговор...»
На следующий день палата депутатов, большинством 442 голоса против 32, приняла особый закон, в силу которого Альфред Дрейфус был вновь зачислен во французскую армию с производством в начальники эскадрона и с пожалованием ему ордена Почетного легиона. Одновременно другим законом был возвращен на службу и произведен в генералы Жорж Пикар.
Церемония награждения Альфреда Дрейфуса орденом Почетного легиона по распоряжению правительства должна была происходить на том самом дворе военной школы, где двенадцать лет тому назад сорвали погоны с осужденного капитана. Но это место будило и Дрейфусе слишком ужасные воспоминания — по его просьбе церемония была совершена в другом помещении школы. Она носила чисто военный характер. Генерал Гиллен перед отрядом солдат прикоснулся шпагой к плечу Дрейфуса. «Майор Дрейфус, именем президента республики, объявляю вас кавалером Почетного легиона». Затем, обняв его, генерал добавил: «Мне было особенно приятно выполнить это поручение:вы когда-то служили в моей дивизии». Публики было немного, по сравнению с огромной толпой, когда-то собравшейся поглядеть на церемонию разжалования. Однако не надо истолковывать это слитком мрачно. Дело Дрейфуса просто всем надоело. Настроение во Франции переменилось, ненависть к дрейфусарам чрезвычайно ослабела, в них перестали видеть врагов армии и национального знамени. «Заблуждения, — говорит де Местр, — подобны фальшивой монете: изготовляют их преступники, но распространяют и самые честные люди...»
Немного собралось на церемонию и друзей — по-видимому, Дрейфуса не очень любили и друзья. Клемансо, Лабори, кажется, и Деманж не явились (Золя уже был в могиле, так же как Шерер-Кестнер). Был Анатоль Франс, был генерал Пикар. Газеты отметили их появление и рассказали много трогательного о дружеской их беседе с Альфредом Дрейфусом.
Для трогательного тона этот случай, разумеется, подходил больше, чем какой бы то ни было другой. Но, по существу, думаю, большого восторга не было. Анатоль Франс, вероятно, понимал всю жизнь людей на земле как случайное и не очень удачное биологическое осложнение слепых, никуда не ведущих, ни для чего не нужных космических процессов. После воспоминаний, появившихся в последние годы о Анатоле Франсе, не приходится много говорить о его гражданских добродетелях. Что до Пикара, то он, конечно, мог радоваться заключительной сцене драмы: ведь именно он раскрыл судебную ошибку, бывшую ее основой. Но ни по натуре, ни по взглядам, ни по биографии своей Жорж Пикар не принадлежал к тем людям, которые считались и были главными победителями в этом долгом бою.
Социально-политическое содержание дела Дрейфуса заключалось в переходе власти надолго от правых и умеренных республиканцев к радикально-социалистической партии. Я отнюдь не хочу сказать, что «в конечном счете» всесвелось к торжеству единомышленников депутата Боннора над единомышленниками майора Анри: в такой исторической перспективе была бы лишь небольшая доля правды. Однако не подлежит сомнению, что идеалисты из лагеря дрейфусаров связывали с делом Дрейфуса неопределенные и чрезвычайно преувеличенные ожидания, которых оно оправдать не могло и не оправдало. Очень много было сказано громких слов об «очищающей буре». Не так много эта буря очистила. Для особенного энтузиазма оснований не оказалось. Упрочились некоторые организации, занимающиеся борьбой с людоедством посредством раздачи орденов, выгодных должностей и других наград нелюдоедам. Недавний опыт, впрочем, показал, что и это задание выполнялось не так уж удачно. Один из отставных дрейфусаров в свое время выразил разочарованные чувства в непереводимой забавной формуле: «Дрейфус был невиновен. И мы тоже!»
Жорж Пикар к лагерю радикалов никогда не принадлежал. Не принадлежал он и ни к какому другому лагерю. Он был из тех людей, которым Гёте особенно советует сидеть дома, ибо «как только выходишь из дому, тотчас вступаешь в грязную лужу». В самом Гёте был такой душевный уголок, — в этом смысле он и утверждал, что брань кучера с лакеем занимает его больше, чем столкновение великих империй. Но Пикару сидеть дома так больше и не пришлось: дело Дрейфуса определило всю его дальнейшую жизнь.
Читать дальше