Марк Алданов - Король Фейсал и полковник Лоуренс

Не так давно, 20 июня 1933 года, в Лондоне у вокзала Виктория я присутствовал при въезде в столицу короля Фейсала. Это было пышное зрелище, одно из самых пышных, какие мне когда-либо приходилось видеть. С тех пор как нет дворов в Петербурге, в Вене, в Мадриде, подобные зрелища, пожалуй, только в Англии и увидишь. На парадах Гитлера, Сталина, Муссолини и войск, и публики больше, чем при выезде короля Георга V. Современные диктаторы, очень опытные гипнотизеры, взяли из старого церемониала все, что могли. Но вышли они из низов и от многого должны были отказаться, чтобы не стать смешными. Вдобавок каждое появление этих людей — говорящий фильм: они ведь почти всегда «выступают с речами» — слава Богу, наука додумалась до громкоговорителей, — выступают «перед 50-тысячной толпой», «перед 200-тысячной толпой», «перед 500-тысячной толпой». Вполне верю, что в Берлине, в жару, 500 000 человек отправились на аэродром послушать ценные мысли Геббельса. Но как бы значительны эти мысли ни были, поднять их до уровня церемониала трудно.

Процессия, которую я видел в Лондоне, — фильм немой и, быть может, поэтому гораздо более эффектный. Выстроившиеся вдоль улицы гиганты в красных мундирах, в высоких меховых шапках по сигналу окаменели. Публика молча сняла шляпы. На улицу из-за угла медленно выехал отряд конной гвардии. За ним следовало пять золотых открытых колясок. В первой из них, запряженной шестеркой великолепных лошадей, с форейторами на лошадях, с лакеями на запятках справа от Георга V сидел король Фейсал в белом мундире, в каске с пером.

Я мог следить за коляской в течение двух-трех минут. За это время короли не обменялись ни одним словом. Молчали и сидевшие против них в той же коляске принцы. Молчали и люди в раззолоченных мундирах, следовавшие в других колясках. Красные гиганты опустили ружья, прошел великолепный конвой — и все скрылось за углом WiltonRoad.

На следующий день газеты сообщили, что в честь восточного гостя в Букингемском дворце состоялся парадный обед на 130 человек. Фейсал сидел между королем и королевой. Не знаю, много ли они разговаривали. Едва ли «дружеская беседа затянулась далеко за полночь»: одна из газет отметила, что гость удалился в свои апартаменты очень рано. Не знаю также, сделал ли он честь обеду. Меню, список вин с их годами занимали в газетах добрых двадцать строк. Обычный обед Фейсала (по крайней мере, на войне): десяток фиников, лепешки из муки и полбутылки ледяной воды.

«В большом, ярко освещенном зале Воронцовых играла скрытая в зимнем саду музыка. Молодые и не совсем молодые женщины в одеждах, обнажавших и шеи, и руки, и груди, кружились в объятиях мужчин в ярких мундирах. У горы буфета лакеи в красных фраках, чулках и башмаках разливали шампанское и обносили конфеты дамам. Жена «сардара» тоже, несмотря на свои немолодые года, также полуобнаженная, ходила между гостями, приветливо улыбаясь, и сказала через переводчика несколько ласковых слов Хаджи-Мурату, с тем же равнодушием, как вчера в театре, оглядывавшему гостей. За хозяйкой подходили к Хаджи-Мурату и другие обнаженные женщины, и все, не стыдясь, стояли перед ним и, улыбаясь, спрашивали все одно и то же: как ему нравится то, что он видит. Сам Воронцов, в золотых эполетах и аксельбантах, с белым крестом на шее и лентой, подошел к нему и спросил то же самое, очевидно, уверенный, как и все спрашивающие, что Хаджи-Мурату не могло не нравиться все, что он видит. И Хаджи-Мурат отвечал Воронцову то, что он отвечал и всем: что у них этого нет, не высказывая того, что хорошо или дурно то, что этого нет у них. Когда пробило одиннадцать часов, Хаджи-Мурат спросил Лорис-Меликова, можно ли уехать. Лорис-Меликов сказал, что можно, но что было былучше остаться. Несмотря на это, Хаджи-Мурат не остался, а уехал на данном в его распоряжение фаэтоне в отведенную ему квартиру». (Л.Н.Толстой.«Хаджи-Мурат».)

Да, этот восточный монарх в европейском мундире, с умным и выразительным лицом, с взглядом высокомерным и равнодушным, принадлежал, вероятно, к числу последних Хаджи-Муратов истории. Король Фейсал был выдающийся человек. Если не по характеру, то по выпавшей ему роли он гораздо значительней Хаджи-Мурата. Судьба очень странно выбросила эту карту в той огромной игре, которая завязывалась в мире в августе 1914 года. Если бы не игра эта, то был бы без всякой биографии младший сын владетельного меккского князька — и уж, конечно, король Георг V не выезжал бы к нему навстречу на вокзал со своими двумя сыновьями, чуть ли не со всем английским двором. Возможно, правда, что и умер бы тогда Фейсал в менее загадочной обстановке...