Марк Алданов: Король Фейсал и полковник Лоуренс

Абдул-Хамид не был ученым человеком. Он, например, до последних дней своего царствования не разрешал устройства телефона в Константинополе, так как боялся, что его могут убить по телефону. Один мой добрый знакомый, и сейчас состоящий на службе у сына «красного султана», говорил мне, что от Абдул-Хамида остались книги и ноты (в том числе «Анна Каренина» и партитура «Садко») с его многочисленными заметками на полях. Биографы, однако, утверждают, что падишах любил слушать только «Травиату» и «Трубадура»; читал же лишь французские уголовные романы, да еще «Государя» Макиавелли — с этой книгой будто бы не расставался, видя в ней первое и последнее слово политической мудрости. Вероятно, собственная его мудрость мало отличалась от Макиавеллевой. В политике бесстрастие Абдул-Хамида нарушалось одной его физиологической ненавистью к армянам, напоминающей ненависть Гитлера к евреям (и в меньшей степени к славянским народам). Что старый мизантроп в свете своего большого опыта думал о жизни вообще, едва ли известно даже его детям, сохранившим о нем благоговейную память. Он иногда поучал политике многочисленных мусульманских принцев, которые воспитывались в Константинополе и так или иначе приходили в соприкосновение с Ильдиз-Киоском. Однако не верил никому из них, хоть некоторые и рассказывали, будто состоят у него на особо тайной службе: этим они отвлекали от себя подозрения полиции и кизляр-аги. Приблизительно по таким же соображениям чеховский чиновник, желая отбить у молодых людей охоту ухаживать за его женой, распускал слухи, что она находится в связи с полицеймейстером.

Не пользовался благосклонностью султана и Фейсал. О его юных годах я, к сожалению, нигде не мог найти никаких указаний. Знаю только, что он рано сблизился с младотурками и вошел в круг врагов Абдул-Хамида. По окончании образования он отбыл воинскую службу в турецкой армии, где позднее, очевидно по праву рождения, получил генеральский чин, а затем отправился к себе в Аравию. Там, как всегда, какие-то племена вели какую-то войну за какую-то гегемонию. Старик Хусейн находил, что нет лучшей школы для молодых людей, чем война. Он и посылал туда своих сыновей — закаляться. Фейсал долго воевал с честью. Война была не траншейная, не артиллерийская, не газовая, — самая настоящая старая война, такая же, как те, что бывали тысячу и две тысячи лет тому назад.

Затем в Турции произошла революция. Не делая социологического открытия, можно признать, что каждый государственный строй в конце концов сообщает свои свойства тем группам, которые ведут с ним борьбу. Энвер, Талаат, Джемаль, — люди, правившие Турцией до прихода к власти ее нынешнего Петра Великого, — впоследствии достаточно наглядно показали, что они кое-чему научилисьу Абдул-Хамида. Но, во всяком случае, перед нынешними немецкими гостями CafeColysée — да и перед нами — эти своеобразные либералы имеют историческое преимущество: они как-никак своего Абдул-Хамида свергли. В Турции началась эпоха парламентаризма. Фейсал, близкий к Энверу, был избран в парламент и стал лидером фракции, требовавшей для Аравии автономии. В применении к нему эти ученые западные слова — лидер, фракция, автономия — звучат довольно забавно. Будущий иракский король — в тесном и символическом смысле слова — пересел прямо с верблюда на аэроплан.

Пятью годами позднее будущего короля Фейсала в другой части света, в очень непохожей на Аравию стране, в маленьком городке Тремадоке, в семье английского дворянина родился человек, которому в сочетании с Фейсалом уже довелось наделать немало шума на свете и, наверное, еще доведется без покойного иракского короля. Назывался он по-разному. Более всего он известен под настоящим именем Лоуренса. Но потом почему-то от этого имени он отказался и стал называть себя Россом. Теперь его официальное паспортное имя — Шоу. Англичане называют его «арабом Лоуренсом», а арабы — «Князем динамита», и «Мировым Дьяволом». Так — если верить его биографам. Это необязательно.

Не скрываю, некоторое недоверие представляется мне допустимым в отношении слухов и рассказов о человеке, у которого столь многочисленные и, главное, столь эффектные имена. Весь этот стиль «араба Лоуренса» отдает романтикой графа Сен-Жермена или более позднего перса Долохова. Я не уверен, что полковник Лоуренс до такой степени араб. Англичане, правда, утверждают, что он говорит по-арабски в совершенстве и даже знает все диалекты этого языка, — каждое племя считает его своим; вдобавок он научился арабскому языку по слуху: в учебники никогда не заглядывал и азбуки не знает. Так утверждают англичане. Что говорят об этом арабы, мне неизвестно. Я за всюжизнь не видал англичанина, который научился бы — по слуху или не по слуху — в совершенстве говорить по-французски. Но возможно, что овладеть в совершенстве арабским языком англичанину легче. Труднее допустить, что бедуины так-таки считают Лоуренса своим человеком. Все равно, как едва ли и король Георг V считал своим человеком бедуина Фейсала, хоть тот имел королевский титул и носил европейский военный мундир.