Владимир Мещеряков - Сталин и заговор военных 1941 г.

А в чем могла быть их вина? — спросит читатель.

Ну, например, при большом желании можно же было пальнуть по Сталину и из оркестровой ямы под руководством дирижера, скажем, того же, Самуила Абрамовича Самосуда. Правда, его в 1943 году (год уж больно знаковым получился) сменил за дирижерским пультом Пазовский Арий Моисеевич, обласканный Сталинскими премиями. Но, он в 1948 году, когда закрутилось дело по АЕК, вдруг сильно заболел и, вы не поверите, но 6 января 1953 года, в конце концов, умер. Видимо, сильно не хотел попасть «под нож» Сталинских репрессий. Кстати, о своем житье-бытье, успел написать книгу, но увидела она свет лишь в далеком 1966 году. Неужели, надо было, чтобы она «отлеживалась» на редакторской полке так долго? А Голованов Николай Семенович, принявший от него дирижерскую палочку в 1948 году? Тоже, ведь мог дать сигнал, тем, предполагаемым безымянным «героям-скрипачам», нажавшим на спусковой крючок. Но почему-то при Сталине не привлек внимание органов? Напротив, при тиране-вожде, тоже, четырежды был обласкан в виде премий его имени. А вот после смерти Сталина, сразу, без болезни, ушел 28 августа 1953 года советоваться на тот свет, со своим предшественником Арием Моисеевичем о музыкальных делах. К чему этот маленький рассказ о дирижерах Большого театра? А к тому, что уж очень избирательно работали органы сначала с Рюминым, затем под руководством самого Игнатьева. Крутили руки за спину исключительно врачебной братии еврейского сословия. Правда, чтобы не бросалась в глаза такая избирательность, несколько разбавили представителями славянской расы, но в корне, это дело не меняло.

Вернемся, к нашему многострадальному Мирону Семеновичу. Не долго, тому осталось жить на белом свете. Возвращаемся к воспоминаниям его дочери, и о том, о чем я говорил выше. Об отношении к своему здоровью.

«Вдруг осенью 1958 года папа стал жаловаться на боли в голени левой ноги, стал заметно прихрамывать. Запомнился его последний приезд к нам в Ленинград… Однажды он, будучи на каком-то заседании в Боткинской больнице, пожаловался между делом сидевшему рядом опытному хирургу доктору Осповату на боли в ноге, и тот, не глядя, сказал: «Заходите, Мирон Семёнович, к нам в отделение. Я скажу, чтобы Вам наложили парафинчик». Видимо, и папа, вопреки своему таланту диагноста, гнал от себя мрачные подозрения. Несколько процедур с разогретым парафином, вероятно, лишь ускорили рост злокачественной опухоли — саркомы. Такое небрежное отношение к своему здоровью двух опытных врачей, к сожалению, очень характерно. Нам потом рассказывали общие знакомые, что доктор Осповат очень горевал по поводу своего несерьёзного совета… Болезнь быстро прогрессировала. Весной 12 апреля 1959 года папу оперировали. Ногу ампутировали выше колена. Папа понял это решение хирургов как приговор. И здесь он проявил величайшее мужество и свою огромную мудрость. Об этом можно написать отдельную повесть. По поводу его роковой болезни много раз возникали мысли и рассуждения, не связана ли она (болезнь) с его арестом и заключением 1952-53 года, тем более что он возвратился домой с кроваво-синюшными «браслетами» на руках и на ногах. Это были следы от тяжёлых наручников и кандалов, которые надевали на заключённых, что подробно описал в своей книге Яков Львович Раппопорт, но о чём не рассказывал папа. Он только старался опустить рукава сорочки таким образом, чтобы дома никто эти следы не заметил».

Но, дочь Люба, все же, заметила и рассказала нам об этом. Хотелось бы уточнить, что не только болезнь, но и смерть ее дорогого и любимого отца напрямую связана не только с арестом и заключением.

Кроме того, Любовь Мироновна не совсем точна, говоря, что « небрежное отношение к своему здоровью двух опытных врачей, к сожалению, очень характерно». Это где, она увидела такое отношение к здоровью, тем более, у двух врачей? Это можно сказать, только в отношении одного врача, ее отца. Разве Вовси и Осповата в один гроб положили? Кажется, один из них, даже слезу пустил по поводу другого. Видимо, все органы у него функционировали нормально. Конечно, вызывает удивление «легкомысленно» поставленный диагноз доктора Осповата, насчет «парафинчика», да еще и «не глядя». Если бы, впоследствии, его горестные восклицания как-то помогли бы вернуть Любе горячо любимого отца, тогда другое дело. А так, утерли слезы, и забыли. Кстати, Виноградов Владимир Никитич, тоже умер во времена Хрущева в 1964 году.