Владимир Мещеряков - Сталин и заговор военных 1941 г.

Не просто же так пропадают страницы из Журнала посещения Сталина? Тем более, что никто и никогда, не говорил об утери страниц Журнала за 19 апреля или 19 мая? Кроме того, никто словом не обмолвился о том, что исчезли страницы за 29 и 30 марта или 29 и 30 января? Промолчим о феврале, с его 28 днями. Может, это было характерно только для июня месяца? Вполне возможно, ибо в этот месяц, когда стоят самые продолжительные световые дни в году, люди могут быть очень рассеянными и вполне могут потерять страницы важных документов. Особенно, если это касается того периода, когда враг нападает на нашу страну. То, что исчезли страницы, сразу наводит на мысль, что это кому-то очень нужно было.

И все же отсутствие страницы за 19 июня никак не дает покоя. Кто же был в Кремле за три дня до войны, что пришлось уничтожить данные за это число? Как я уже отмечал выше, страницы за 29 и 30 июня могли быть удалены и для отвода глаз. Но подозрительно то, что эти два дня вместе. К чему бы это?

Но, все же, кто именно хотел замести следы за 19 июня? А ведь сам же, выше писал — «хрущевцы», но предположить, что именно сам Хрущев, как-то, сразу не догадался. Обратите внимание, что Хрущев-то, действительно, нигде в Журнале не отражен, в отличие от Жукова, которому, вроде бы, незачем было скрывать свое присутствие (или отсутствие). Он и так, везде фигурирует в Журнале. Тимошенко тоже, не скрывается. А если исходить из событий 1953 года? Кто явился инициатором и даже исполнителем убийства Сталина? И тень подозрения, тяжелым покрывалом ложится на голову нашего «дорогого Никиты Сергеевича».

Действительно, он, как-то затаился впервые дни войны. О нем никто и никогда не вспоминал. Только Жуков, выгораживая своего подельника, делал вид, что Хрущев все время, дескать, был в Киеве и только в конце дня 22 июня, по просьбе самого Сталина бросил все дела и приехал на аэродром встречать своего «лучшего друга», т. е. его любимого. Хрущев сам «темнит», с 22 июня и теми днями, что были ранее. Давайте-ка, почитаем, что он нам наговорил в своих мемуарах по этому поводу.

«Перед самой Великой Отечественной войной я находился в Москве, очень долго задержался там, буквально томился, но ничего не мог поделать. Сталин все время предлагал мне: «Да останьтесь еще, что вы рветесь? Побудьте здесь». Но я не видел смысла в пребывании в Москве: ничего нового я от Сталина уже не слышал. А потом опять обеды и ужины питейные… Они просто были мне уже противны. Однако я ничего не мог поделать. Наблюдал я за Сталиным, и на меня он производил плохое впечатление… Он находился в таком состоянии, которое не вносило бодрости и уверенности в то, что наша армия достойно встретит врага».

Что это за странное бездельничанье Хрущева в столице накануне нападения Германии? Как первый секретарь компартии Украины, чего же он ошивался в Москве, да еще и взваливает на Сталина вину за то, что тот, только тем и был озабочен, как бы накормить обедом и ужином своего « маленького Маркса »? Также не совсем понятна «тирания» Сталина, сдерживающая деятельный порыв Никиты Хрущева? Кроме того, не надо забывать, что 18 июня, как мы знаем теперь, Сталиным был отдан приказ в войска о приведении их в боевую готовность. А у Хрущева — сплошь «ужины питейные». Читаем дальше.

«…Я настойчиво добивался разрешения выехать в Киев и в конце концов прямо сказал Сталину: «Чего я сижу здесь, товарищ Сталин? Ведь война может разразиться в любой час и будет очень плохо, если я буду находиться в Москве или даже в дороге. Мне надо ехать, мне надо быть в Киеве». И он согласился: «Да, верно, езжайте». Такой ответ тоже свидетельствовал о том, что он и сам не знал, зачем меня задерживал. Понимал, что мне тут делать нечего и что мое место в Киеве, что я там нужнее, чем здесь. Вроде бы охотно согласился. Но, спрашивается, кто же меня задерживал? Это говорит о том, что он нуждался в присутствии как можно большего числа людей из своего окружения, с тем чтобы не оставаться одному, один на один с самим собой. Такая у него была тогда человеческая потребность ».

Хрущев «сдает экзамен» Сталину.

Хрущевские воспоминания очень трудно поддаются воображению, т. е. невозможно нарисовать мысленно картину, которую Никита Сергеевич пытался изобразить в своих мемуарах. Действительно, с большим трудом, могу представить себе, чуть ли не хныкающего Хрущева в кабинете Сталина, и умоляющего разрешить ему уехать к месту жительства. Также смутно рисуется образ вождя, жаждавшего тепла человеческого общения. Ведь, врет же Хрущев, а зачем?