Владимир Мещеряков - Сталин и заговор военных 1941 г.

После Наркомата Обороны, как уверяет читателей Микоян « связь со Сталиным была утеряна ». Она была утеряна не только для Анастаса Ивановича, но и для Николая Алексеевича Вознесенского, бывшего в тот момент заместителем Сталина по Совнаркому. Читаем дальше.

«На следующий день (30 июня — В.М.), около четырех часов, у меня в кабинете был Вознесенский(?). Вдруг звонят от Молотова и просят нас зайти к нему. Идем. У Молотова уже были Маленков, Ворошилов и Берия. Мы их застали за беседой».

И здесь происходит, якобы, «ответственный исторический момент», создание Государственного Комитета Обороны (ГКО), которому решили « отдать всю полноту власти в стране» . Осталось только его «освятить», путем наделения Сталина должностью председателя. Получается, что о Ставке уже забыли, куда Сталина воткнули, якобы, рядовым членом? Ведь, получается явное противоречие. Значит, когда создавали Ставку, то Сталин, на тот момент, не пользовался среди товарищей из Политбюро, тем авторитетом, который позволил бы его наделить функциями Председателя? Отдали этот пост Тимошенко. А прошла всего неделя и на тебе, пожалуйста: Сталин преобразился до неузнаваемости — целая куча достоинств, сразу, все не перечислить. Теперь его уже можно посадить на должность Председателя, опять вновь (!) созданного органа управления ГКО. Вот такие кульбиты происходили в сознании членов Политбюро и товарища Микояна.

Дальше все пошло по накатанной колее. Молотов знакомит товарищей с документом. И тут происходит инцидент, инициатором которого, якобы, становится Вознесенский.

« Пусть Вячеслав Михайлович скажет, почему нас с Вами, Анастас Иванович, нет в проекте состава Комитета, — перебил Молотова Вознесенский, обращаясь ко мне и рассматривая этот документ.

— Каков же состав предлагается? — спрашиваю.

— Как уже договорились, товарищ Сталин — председатель, затем я — его заместитель и члены Комитета: Маленков, Ворошилов и Берия, — отвечает Молотов.

— А почему же нет в этом списке нас с Николаем Алексеевичем? — задаю новый вопрос Молотову.

— Но кто же тогда останется в правительстве? Нельзя же почти всех членов Бюро Совнаркома вводить в этот Комитет, — было сказано в ответ.

После некоторых споров Молотов предложил ехать к Сталину, чтобы с ним решить все вопросы. Мы считали, что в одном имени Сталина настолько большая сила в сознании, чувствах и вере народа, что это облегчит нам мобилизацию и руководство всеми военными действиями ».

Ну, то что « в одном имени Сталина большая сила », особенно для военных, типа Жукова, мы уже познакомились при поездке Сталина в Наркомат обороны.

Давайте-ка, зададимся вот каким вопросом: «Почему в первоначальный состав ГКО не были включены Микоян и Вознесенский?» Судя, по воспоминаниям, Микоян был раздосадован не меньше Вознесенского, узнав, что их не включили в состав вновь образовавшегося органа государственной власти. Это читателям Анастас Иванович, в очередной раз, «вешает лапшу на уши», принижая функции ГКО, говоря что, Комитет сосредоточит в своих руках только контроль со стороны правительства, Верховного Совета и ЦК партии, а о военных, как всегда, ни слова, вроде и нет никакой войны. Хотя со слов Молотова было ясно, что ГКО сосредотачивает всю полноту власти в стране в своих руках под руководством Сталина. Микоян-то, вместе с Вознесенским сразу понял, что им было отказано в доверии, вот в чем вопрос. Значит, отказано было за что-то? Может за активное сотрудничество со Ставкой Тимошенко? Возможно, Микоян и Вознесенский вошли в состав Ставки, чем навлекли на себя гнев других, но верных Сталину товарищей из Политбюро? А может, как предполагал выше, Анастас Иванович подмахнул первые три Директивы за члена Главного Военного совета? И как же им, Микояну с Вознесенским, быть? Ведь они, не войдя в состав, лишаются возможности получения оперативной информации, которая будет стекаться в ГКО. Обратите, внимание, с какой настойчивостью они добивались своего включения и добились его, хотя только на правах уполномоченных. И лишь в феврале 1942 года Микоян и Вознесенский будут включены полноправными членами в состав ГКО. Кто же им протежировал?

Микоян, как всегда, верен себе, так как проводит очередное противопоставление. На этот раз, на удивление, противопоставляя Сталину — Берия. Во-первых, надо исключить всякие предпосылки личной инициативы Сталина в создании ГКО, пусть лучше это будет исходить от товарища Берии. Во-вторых, подозрение в их неискренности, т. е. лишение их доверия от товарищей по партии, пусть тоже будет исходить от Лаврентия Павловича. Ему по статусу положено всех подозревать. Молотов, думается, обеспокоился заявлением посла Криппса об установлении контактов миссии персонально с Микояном, и поделился своей тревогой со Сталиным и Берией. И, в-третьих, без Берии не обойтись при «поездке на дачу». Надо же найти «повод», чтобы поехать к Сталину на дачу и «уговорить» его вернуться в Кремль. Сам же пишет: « Охрана, видя среди нас Берию, сразу же открывает ворота, и мы подъезжаем к дому …».