Олег Попцов - Хроника времён 'царя Бориса'

Не вчера и не завтра, а сегодня, в ночь с 20-го на 21-е. Возможно сказать, они не осознавали опасности. Возможно сказать - они не верили в предстоящий штурм. Они ведь никогда не видели штурма, и в каждом из них проснулась артистическая натура, желание участвовать в зрелище, а ведь среди них было достаточно актеров; возможно пойти на удручающую крайность предположить корысть интереса: жизнь неповторима в своем умении разлучать и соединять пристрастия, цели, замыслы. Но главное, что опровергнуть невозможно, - поражение демократии, случись судьбе распорядиться именно так, для многих из этих людей не оставит жизненного пространства.

Мы прошли в кабинет Ельцина. Вообще человек не слишком улыбчивый, в эти минуты он выглядел крайне озабоченным. Пружина событий продолжала сжиматься, и Ельцин это понимал. Открытое общение - среда для Ельцина наиболее выгодная. Не случайно повседневные президентские заботы, решать которые приходится в замкнутом пространстве осажденного Белого дома, не столько утомляют его, хотя рабочий день Президента потерял границу дня и ночи, сколько противоречат его натуре. Толпа - для Ельцина среда привычная. Это очень русское состояние: "На миру и смерть красна". Его природная данность - высокий рост, неначальственность поведения, эмоциональная предрасположенность - выдают в нем натуру восприимчивую, возбуждающуюся. Сильный голос, простота и понятность речи делают его продолжением людского потока. Ельцин - внекастовая натура. Каркас власти надо подгонять под него. Человек с хитрецой, глубоко упрятанным бунтом, он способен разнести этот каркас в одну минуту. Его уже определили как политика интуитивного ряда. Именно интуитивные, эмоциональные проявления Ельцина придают его поступкам непредсказуемый характер. Совершая просчеты в повседневной политике, он, не желая того, способствует созданию критической, экстремальной ситуации, в которой чувствует себя гораздо увереннее своих оппонентов. Август показал это со всей очевидностью. Ему только что позвонил Президент Буш. И Ельцин ещё находится под впечатлением этого разговора. Драматические события вытолкнули Россию на мировую арену. Буш высоко оценил мужество Президента России, его благородство по отношению к Горбачеву. Рассказывая все это, Ельцин хитровато улыбался, как бы чуть-чуть отстраняясь от этих высоких характеристик, которые ему неловко даже повторять. Эта, из другого мира, мимолетная усмешка многого стоит, она как бабочка, залетевшая с холода в жарко натопленное помещение. Всего несколько секунд, и снова лицо хмурится, обретает насупленное выражение. Признание России не надо было вымаливать, выспаривать - оно пришло само. В обстоятельствах крайних, таящих неугаданность, возможно случиться всему. И тогда это признание даже не останется в истории. Некая сумма смысловых звуков, обозначенных как разговор через океанический кабель между Президентом Бушем и Президентом Ельциным.

Он зачитывает вслух две телеграммы. Одна, кажется, из Приморского края. Его поездка туда не прошла впустую, моряки Тихоокеанского флота отвергли ГКЧП. Однако Владивосток был слишком далеко.

Спустя какие-то минуты сообщили, что подошли десантные части из Тулы и генерал Грачев, командующий воздушно-десантными войсками, заявил о своей поддержке Президента России. Бронеколонны разворачиваются и занимают позицию вокруг Белого дома. Однако бронеколонну не пропускает народ, окруживший Белый дом. Люди боятся подвоха, не окажутся ли части, подошедшие вплотную к Белому дому, "троянским конем". Необходима точная информация.

Президент вызывает Иваненко, ему поручается проверить, те ли части выруливают на пандус Белого дома. На улице свист, крики, хлопки - все перемешалось. Кто-то подходит к окну, кажется, Илюшин. Говорит, что над бронемашинами трехцветный российский флаг. Сегодня это как пароль наших и не наших.

Ельцин раздражается, говорит резко: "Флаг можно повесить всякий, все равно - проверьте".

Уже пошли, уже ищут. Эхом катится по коридору: "Генерала Лебедя к Президенту!" Генерал Лебедь, согласно полученной информации, возглавляет части ВДВ, выступившие на защиту Белого дома.

В кабинете Президента все время люди, но именно в этот момент почти никого не остается. Кажется, Бурбулис, Полторанин, Станкевич... Нет, Станкевича не было. Ельцин слегка наклоняется вперед. Он делает так всегда, когда хочет придать сказанному доверительный характер:

- Только что звонил Силаев. Он попрощался со мной, сказал, что в эту минуту должен быть вместе с семьей.