Олег Попцов - Хроника времён 'царя Бориса'

Указ об освобождении Баранникова с поста руководителя Службы безопасности взбудоражил непримиримую оппозицию, взбудоражил парламент. Скупая формулировка, данная в Указе, лишь добавила недоумения и слухов. Я присутствовал на экономическом совещании, организованном Хасбулатовым и оппозицией. Зал был полон. На улице стояла нестерпимая жара, столь непривычная для нынешнего дождливого лета. Люди, выходившие из помещения, не то недоумевали, не то радовались по поводу неожиданного тепла. Совещание закончилось очередным поруганием правительства, теперь уже возглавляемого Черномырдиным. Оппозиция радовалась многолюдью, и хотя совещание, собравшее столько народу, возможно было отнести к успеху противников Ельцина, однако в размышлениях по поводу случившегося преобладало недоумение - что же дальше?

Я шел навстречу толпе, выходящей из парламентского центра, и, видимо, потому Геннадий Зюганов (лидер российских коммунистов) заметил меня. Мы разговорились. Мне показалось, что где-то рядом с Зюгановым топтались его охранники, я их засек боковым зрением. "Прискорбно, - подумал я, - партия, подчеркивающая свою близость с народом, побаивается его". Зюганов был искренне обеспокоен отставкой Баранникова. Я достаточно давно знаю Зюганова. На крупном, мясистом, раскрасневшемся лице, скорее напоминающем лицо немецкого бюргера, но никак не лидера российских коммунистов, смешались устойчивая неприязнь ко мне, желание разжиться информацией и непридуманная взволнованность. Вообще во всяком разговоре со мной Зюганов непременно дает понять, что не сомневается в моей близости к Президенту и разговаривает со мной как с человеком хотя ему и чрезвычайно неприятным, но не потерявшим рассудок. Он всегда встревожен дестабилизирующей ролью радио и телевидения, которые разжигают, обостряют, стравливают. Эта его манера сочувственных обвинений была достаточно неприятной. Я не переставал удивляться цинизму этого человека. Я видел его на митингах. Тяжелое, налившееся кровью лицо, небольшие голубые глаза, он потел быстро, как это бывает с тучными мужчинами, и говорил зло, вымучивал из себя ораторство, самовзвинчивался. Хотя по складу своему, и он на этом настаивал, числил себя человеком, чуждым экстремизму, и тем не менее всякая речь его была призывом к конфронтации, свержению Президента. В его речах было тесно от политических штампов. Мы встречались не часто, но встречались непременно друг с другом, как бы одновременно вспоминая, что знакомы не один год. Зюганов во всякой новой аудитории был другим, он подстраивался под зал не рисунком внешнего поведения, а прежде всего крайностью, либо умеренностью, либо дерзостью своих высказываний. Так ведут себя вербовщики по найму. Он не изменил своих привычных воззрений работника сначала ЦК ВЛКСМ, затем ЦК КПСС, своими личностными качествами он остался в том времени. Хотя именно это время, с его баламутностью, позволило аппаратчику, что бывает довольно редко, стать секретарем ЦК РКП. Такова констатация человеческой сути Геннадия Зюганова - нынешнего лидера российских неокоммунистов. Он много говорит о непомерной утрате значимого старого, но он не знает, как должно выглядеть обрушившееся на нас новое. И то, что это новое вызвано к жизни не такими, как он, рождает у него непримиримую ярость. Он и раньше был близок русской национальной идее. В одном из таких же мимолетных разговоров он сказал с сожалением: "Практики управления государством нет". К чему относились эти слова? Сам Зюганов - новое поколение политиков. Он понимает, что опыт старых лидеров полезен, но неприемлем, да и состав партии преобладание людей старшего возраста - объясним. Численность сыграет свою роль на выборах, но для деятельной партии фактор нового поколения, для партии, претендующей на участие в управлении государством, - по сути, проблема ключевая. Впрочем, и интеллектуальная бедность - факт, как говорится, очевидный. Любопытная деталь - Зюганов живет в одном доме, в одном подъезде с Борисом Ельциным. Я как-то пошутил в разговоре с Президентом: "Если по забывчивости Наина Иосифовна не купит хлеб, к Зюгановым зайдете одолжить батон?" Ельцин не ответил на вопрос, а как-то раздумчиво сказал: "Соседей много".

Но вернемся к разговору на расплавленной от зноя Самотеке. Зюганов сразу заговорил о непредсказуемости Президента, о том, что Россией руководит больной человек. Знаю ли я, в каком состоянии Президент? И понимаю ли я, чем чреваты его шаги? Речь шла об отставке Баранникова. Он убирает умеренных из своего окружения. Я сказал Зюганову, что нынешнее время, как никакое иное, - среда для слухов самых невероятных. Раз существует противостояние властей, значит, существует и две среды информации. Есть выбор, каждая ветвь опирается на ту, которая её устраивает, тем более что сама власть в сочинении этой информации участвует в первую очередь. Все живут в мире преувеличений, все изобретают страшного врага - чем страшнее, тем лучше, - все добавляют себе несуществующей значимости: парламент, Председатель парламента, правительство, партии, лидеры движений - все. Поэтому слухи о болезни Президента - из той же категории, хотя я не утверждаю, что он титанически здоров. Кстати, первым, кто ещё сравнительно недавно, год назад, требовал убрать Баранникова, был Хасбулатов. Вспомним начало событий в Чечне. Но времена меняются, противники становятся союзниками. И чтобы полностью не разочаровывать Зюганова, я заметил, а разговор был во время экономического совещания: