Михаил Елисеев - Митридат против Римских легионов. Это наша война!

Между тем, как только мятежный сын Евпатора Махар узнал о том, где находится с войском Митридат и что он вот-вот может появиться в Тавриде, как им овладела паника. Очевидно, царевич не был храбрым человеком, он мог ударить в спину, напакостить исподтишка, но сойтись с отцом в открытом бою было выше его сил. Да и воины понтийского гарнизона Пантикапея вряд ли стали бы сражаться против своего законного царя, стоило Митридату явиться перед ними, как войска сразу же перешли бы на его сторону. Заметавшись, Махар стал совершать непонятные поступки. Распорядился сжечь флот, который стоял в Пантикапее, а затем, вместо того чтобы бежать к римлянам, удрал в Херсонес. И если поступок с кораблями можно как-то объяснить, к примеру, тем, чтобы они не достались Митридату и тот не организовал за ним погоню, то бегство в Херсонес логике не поддается. А Митридат, судя по всему, взял корабли у меотов и ахейцев, погрузил на них свои войска и отплыл в Пантикапей — город сдался без боя и открыл ворота. Укрепившись на Акрополе, Евпатор тут же распорядился послать суда в погоню за Махаром, зря царевич старался, царь все равно привел за собой солидный флот. Зная отношение Митридата к предательству и не желая попасть к нему в руки, поскольку справедливо опасался, что граждане Херсонеса его выдадут, бывший наместник Боспора покончил с собой. И здесь вновь проявилась принципиальность царя — всех приближенных Махара, которых он назначил к нему советниками, Евпатор велел казнить, а тех, которые считались личными друзьями царевича и верно ему служили, распорядился отпустить на все четыре стороны.

А в скором времени на Боспоре завершился жизненный путь и другого сына Митридата, Ксифара, того самого, ради которого Стратоника открыла ворота крепости Помпею и выдала царские сокровища. Он не злоумышлял против отца и не плел заговоры в пользу римлян, а просто оказался заложником взаимоотношений между отцом и матерью. Частые измены родных и близких ему людей ожесточили Митридата, он отстранился от них, словно опасался нового предательства, и смотрел уже на свою родню, как на чужаков. Складывается такое впечатление, что он уже не видел существенной разницы между тем, кем ему приходится человек — родственник он ему или нет, для него он был просто подданный. А потому, когда он узнал, что Стратоника последовала за его войском через Кавказ и теперь находится на другом берегу Боспора Киммерийского (Керченского пролива), в Фанагории, то он послал ей приглашение явиться в назначенное время на берег. И когда жена явилась, то прямо у нее на глазах, на противоположном берегу пролива, по приказу царя был убит Ксифар, а тело его брошено непогребенным. «Так он не пожалел своего сына для того, чтобы причинить мучение погрешившей против него» (Аппиан).

После того, как Евпатор обосновался на Боспоре и почувствовал себя достаточно уверенно, он послал к Помпею послов с предложением выплаты постоянной дани, если ему вернут Понт. Но римлянин был непреклонен, он требовал безоговорочной капитуляции и личного появления царя в его ставке, на что получил ответ Евпатора, который гласил, что пока он остается Митридатом, то никогда на это не согласится. Для дальнейшего урегулирования вопроса царь обещал прислать кого-то из своих сыновей и советников, но дальше этого дело не пошло и заглохло. Зато все свое внимание Митридат уделил другим мероприятиям — по всей стране ковали оружие, изготавливали доспехи, собирали метательные машины, а также проводили набор в вой\' ска. Брали не только свободных, но и рабов, а все население поголовно обложили новыми налогами, выколачивая деньги на грядущую войну. И все было бы ничего, но в этот ответственный момент царь заболел: «страдая какой-то болезнью — нарывами на лице, — он обслуживался тремя евнухами, которые только и могли его видеть» (Аппиан). И стоило ослабнуть твердой руке, как сборщики налогов начали творить беспредел, пошел поголовный грабеж местного населения, поскольку чиновники начали путать свой карман с государственным.

А пока продолжалась болезнь Евпатора, то царские стратеги продолжали активные действия в Тавриде, приводя под руку Митридата города и крепости, а когда он выздоровел, то было решено привести к покорности Фанагорию — большой город, который лежал на другом, восточном берегу Боспора Киммерийского. Армия царя к этому моменту насчитывала 36 000 воинов, 60 отрядов по 600 человек в каждом, цифра огромная для этого региона. Акрополь Фанагории был уже занят войском под командованием царских сыновей во главе с Артаферном, но когда в город стало входить подкрепление, посланное Митридатом, то вспыхнул мятеж. Судя по всему, он был достаточно хорошо спланирован, поскольку, когда предводитель восставших, Кастор, бросил клич атаковать понтийцев, то все были к этому готовы и разгромили отряд. Но Акрополь продолжали удерживать сыновья Митридата, однако горожане решили проблему радикально, они обложили вершину горы, где стояла крепость, деревом и подожгли. Царские сыновья, Артаферн, Дарий, Ксеркс и Оксатр вместе со своей сестрой Эвпатрой, не желая изжариться в этом пекле, сдались восставшим, которые не стали убивать столь ценных заложников — опасность подкралась для повстанцев с другой стороны. В районе порта, дочь Евпатора Клеопатра с отрядом своих телохранителей оказала фанагорийцам такое отчаянное сопротивление, что восхитился даже суровый отец и послал ей на выручку корабли. И хотя Клеопатра была спасена, дело приняло очень плохой оборот — дурной пример оказался заразителен, и по всей Тавриде вспыхнули восстания против Митридата, а города стали отпадать от его державы один за другим. Но с Фанагорией связано еще одно очень интересное событие, в 2005 г. во время исследования той части древнего города, которая оказалась под водой, был обнаружен мраморный постамент статуи, на лицевой стороне которого была надпись: «Гипсикрат, жена Митридата Евпатора Диониса, прощай». Как мы помним, эта та самая Гипсикрат, которая сопровождала Евпатора после поражения в сражении с Помпеем и напоминала легендарную амазонку. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, почему она оказалась похороненной в Фанагории, погибла ли в бою во время восстания или по какой другой причине — гадать бесполезно, просто интересно отметить, что рассказ Плутарха о верной спутнице царя нашел неожиданное подтверждение.