Жозеф де Местр - Рассуждения о Франции

Значит, у Французов есть две безусловных гарантии против предполагаемого возмездия, которым их пугают: интерес Короля и его бессилие. [243]

Возвращение эмигрантов предоставляет противникам Монархии еще один неистощимый сюжет для воображаемых опасений. Важно развеять такие видения.

Первое, что следует заметить, — существуют предположения, истинность которых зависит от времени; однако их привыкают повторять долго после того, как само время сделало их ложными и даже смешными. Партия приверженцев Революции могла опасаться возвращения эмигрантов лишь малое время после закона о лишении их всех прав: я вовсе не утверждаю, что они были правы, но что с того? Это полностью бессмысленный вопрос, которым вообще нет нужды задаваться. Речь идет о том, представляет ли в настоящий момент какую-либо опасность для Франции возвращение эмигрантов.

Дворянство направило 284 депутата в состав прискорбной памяти Генеральных Штатов, которые и совершили все то, что мы видели. По результатам изучения различных округов, на одного депутата нигде не приходилось более 80 избирателей. Отнюдь не исключено, что в некоторых округах их было больше, но (стр.160 >) нужно также учитывать людей, подававших свой голос более чем в одном округе.

Все это хорошенько взвесив, можно оценить в 25000 число глав знатных родов, которые послали своих представителей в Генеральные Штаты, и умножив их на 5, то есть на обычный средний состав каждого рода, мы получим 125000 дворян. Пусть даже 130000 — по высшей планке; [244]отнимем женщин, остаются 65000. Теперь вычтем из этого числа: 1) никуда не выезжавших дворян; 2) тех, кто уже вернулся; 3) стариков; 4) детей; 5) больных; 6) священников; 7) всех, кто погиб в войну, казнен или просто умер от естественных причин: останется число, которое трудно с точностью определить, но которое, с любой точки зрения, не способно встревожить Францию.

Государь, достойный своего имени, [245]ведет в бой 5000 или самое большее 6000 человек, и это войско, далеко не полностью состоящее из одних только дворян, представило доказательства великолепного мужества при служении под иноземными знаменами; но если его разобщить, оно исчезло бы. Наконец, ясно, что в военном отношении эмигранты — ничто и не способны ни на что.

Но есть и еще одно соображение, ближе соотносящееся с духом этого труда и заслуживающее своего развития.

В мире нет ничего случайного, и даже в каком-то смысле вовсе нет и беспорядка — ибо беспорядком управляет суверенная рука, которая подчиняет его правилу и заставляет двигаться к цели.

Революция — всего лишь политическое движение, которое должно через определенное время привести к определенным следствиям. Это движение имеет свои законы; внимательно наблюдая за этими законами на (стр.161 >) протяжении известного времени, можно выстроить вполне очевидные предположения на будущее. Так, один из законов французской Революции заключается в том, что эмигранты могут атаковать ее только на свое несчастье и что они полностью исключены из любого свершающегося действа.

Со времен первых химер контр-революции до такого навеки плачевного предприятия, как Киберон, они ничего не содеяли, что принесло бы им успех и что не обернулось бы на деле против них самих. Они не только неудачливы, но все предпринимаемое ими носит такую печать бессилия и ничтожества, что общественное мнение, в конце концов, привыкло рассматривать их как людей, упрямствующих в защите запрещенной партии; это ввергает их в такую опалу, что даже их друзья ее замечают.

И эта опала мало удивит людей, полагающих, что французская Революция основной своей причиной имеет моральное падение Дворянства.

Г-н де Сен-Пьер в своих Исследованиях природы как-то заметил: если сравнить лица французских дворян с лицами их предков, черты которых запечатлели для нас живопись и скульптура, то воочию видно, что эти роды пришли в упадок. [246]

Здесь ему можно верить больше, чем там, где он высказывается о полярных эффузиях и об очертаниях Земли. [247]

В каждом государстве есть определенное число родов, которые можно было бы поименовать со-царственными даже в монархиях; ибо дворянство при подобном правлении есть не что иное, как продолжение (стр.162 >) суверенности. Эти роды — хранители священного огня; он угасает, когда они утрачивают чистоту .

Вопрос в том, можно ли эти роды, в случае их угасания, заместить другими. Не стоит, по крайней мере, верить, если говорить точно, что государи способны раздавать благородство . Бывают новые роды, которые, так сказать, врываются в государственное управление и избавляются самым удивительным образом от всеуравнительности, возвышаются над другими, как семенные деревья над лесной порослью. Суверены могут давать санкцию этим естественным облагороживаниям; вот к чему сводится их власть. Если они будут противиться слишком большому числу таких облагороживаний, либо если Суверены будут слишком много раздавать их по своему усмотрению , то они будут действовать ради разрушения своих государств.