Карл Крист - История времен римских императоров от Августа до Константина. Том 2.

Полностью это никогда не было забыто. Павсаний, как и многие его современники, видел в римской оккупации Греции причину гибели духовной продуктивности, а александрийцы долго боролись за свой городской совет. Тем не менее с римским господством смирились и потому, что эллинистические государства уже изменили свои прежние политические структуры или по крайней мере ослабили их.

Однако этому отказу противостояло мировое влияние эллинизма, которому содействовала империя. Греческо-эллинское пространство давало не только большие духовные побуждения, как философия стоиков, не только строителей и архитекторов, как Аполлодор, но и духовный фермент оппозиции. Греческие силы были столь влиятельны в империи не столько благодаря числу сенаторов и государственных служащих, которых поставляли Греция и греческий Восток, сколько из-за духовных импульсов.

Решающим при этом всегда было отношение отдельных принцепсов. От упоения Нерона всем греческим выиграла прежде всего сама Греция, но уже при Веспасиане были отобраны новые и старые привилегии греческих городов. Апогеем поощрения всего греческого была эра Антонинов. Адриан и Марк Аврелий писали по-гречески и в большей мере думали по-гречески. Греческая литература, греческие идеи и греческие произведения искусства снова рассматривались как образцовые. Культурный обмен достиг тогда своего зенита.

Особенно тесно связаны с Римом были греческие великие ораторы 2 в.н.э. Дион Хризостом (40—112 гг. н.э.), Ирод Аттик (101—177 гг. н.э.) и Эдий Аристид (129—189 гг. н.э.). Родом из Прузы в Вифании, Дион Хризостом ужe упоминался в связи с развитием идеологии адоптивной империи. Когда-то ожесточенный противник Доминиона, при Нерве и Траяне он приобрел большое влияние и теперь старался подвигнуть жителей городов греческого Востока к улаживанию их конфликтов и к признанию реальности империи в своих многочисленных речах. Если в своем знаменитом «Евбейце» он ценил счастье простой жизни, то в своей призывной речи к Родосу без иллюзий выявляет те возможности, которые остались для Греции его времени: «Ваша задача другая, чем была у предков. Они могли разносторонне развивать свои способности, стремиться к правлению, помогать угнетенным, приобретать союзников, основывать города, воевать и побеждать; из всего этого вы больше ничего не можете. Вам остается ведение домашнего хозяйства, управление городом, предоставление почестей и наград, заседание в совете и суде и проведение праздников; во всем этом вы можете отличиться от других городов. Приличное поведение, уход за волосами и бородой, солидная походка на улице, пристойная одежда, если даже это может показаться смешным, тонкая и узкая пурпурная подшивка, спокойствие в театре, умеренность в аплодисментах: все это делает честь Вашему городу и больше, чем в ваших гаванях и стенax и доках, проявляется здесь хороший древний греческий характер, и даже варвар, не знающий названия города, признает, что он находится в Греции, а не в Сирии или Киликии».

Тогда как до нас дошла только одна речь Ирода Аттика, щедрого мецената Афин, «Об устройстве государства», то уроженца Мезии Элия Аристида известны 55 больших речей, среди них часто цитируемый «Панегирик Риму». «Софисты» в узком смысле слова являли собой тех блестящих ораторов, выступления которых собирали в греческих городах большую аудиторию. Их смелые импровизации или отточенные художественные речи ориентировались на аттицизм классического греческого красноречия. По своей субстанции они часто исходили от традиционных формулировок и образов; формальное мастерство преобладало над глубиной содержания. Темами часто были великие события греческой истории 5—4 вв.до н.э., и слушатели наслаждались подобными историческими реминисценциями. Они были готовы заплатить за эти полностью анахронические представления искусственного красноречия.

«Жизнь софистов» Филострата знакомит с не всегда радостным миром этих образов, определяющих духовную атмосферу. Антоний Полемон из Лаодикеи (68—144 гг. н.э.), например, всегда находил свою аудиторию, говорил ли он о Никейском мире 421 г.до н.э., о положении в конце Пелопоннеской войны (404 г.до н.э.) или об упреке во взятке Демосфену. Если Полемон и некоторые другие из этого круга предлагали хотя бы формальное наслаждение, то большинство софистов пользовалось только конъюнктурой этой профессии. Они все были тем более самонадеянными и много о себе мнящими, чем скромнее были их способности и ум, и, само собой разумеется, среди них царили враждебность и соперничество; превзойти конкурентов по рангу и полемизировать с ними было частью их существования.