Tо, что его прежде всего отличало, было рациональное понимание новой политической системы. Он не вдавался в судьбу отдельных принцепсов, но видел структуры принципата вместе взятые, его легитимизацию через гражданские войны, процесс образования и утверждения власти, внутреннюю неправду, принуждение к притворству и лицемерию, несоответствие между стилизацией и действительностью. Именно потому, что сам Тацит был убежден в необходимости принципата, он мог понять и обнажить его специфическую структуру власти, показать споры системы, осветить роль дома принцепса и не в последнюю очередь женщин и вольноотпущенников. Он неоднократно констатировал последствия нового порядка в психической, общественной и духовной реальности оппортунизм и приспособленчество, доносительство и процессы об оскорблении величества, ущемление духовной свободы. Ему важны были не детали, а понимание логики и причин симптомов. Таким способом он описывал принципат и его идеологию.
Если Тацит привел к наивысшей точке традиционную анналистическую форму римской историографии, то в лице Гая Светония Транквилла (70—140 гг. н.э.) восторжествовал биографический жанр. Больший успех, чем частично сохранившееся произведение «О знаменитых мужах», приобрел сборник биографий от Цезаря до Домициана — «Жизни двадцати Цезарей». Биографии Светония построены по единой схеме, описывается происхождение, рождение, биография в хронологическом порядке, потом особенности личности и характер, политические и военные успехи, частная жизнь и в конце смерть и погребение. Иррациональная сфера предзнаменований и чудес излагается так же подробно, как анекдотические и интимные элементы. Эти биографии ни в коем случае не были деликатными, они давали многочисленную информацию и излагали неизвестные до сих пор первоисточники, например, содержание писем Августа, к которым Светоний имел доступ благодаря своей должности секретаря у Адриана.
Биографии Светония не достигли духовных вершин греческих и эллинистических предшественников, не соответствуют нормам современной психологической биографии. Тем не менее они содержат самостоятельные суждения, как в случае с Домицианом, и эта новая форма удовлетворяла ожидания и потребности широкого круга читателей. Они создали школы, нашли подражателя в лице Мария Максима в его «Истории Августа», а также в лице Эйнхарда.
Подобное же сильное воздействие оказал другой исторический труд эпохи Адриана, эпитомы Флора. Он даст в двух книгах очерк истории войн римского народа до времени Августа. Таким же примечательным, как подробности концентрированного, сильно отмеченного риторикой изложения, является тот факт, что произведение по примеру Сенеки Старшего различает как бы периоды римской истории. До Гракхов, по мнению Флора, был подъем, после них же прогрессирующий, прерываемый только замедленным развитием упадок военного могущества Рима.
Остается спорным, является ли автор этой эпитомы идентичным с поэтом Флором, который по «Истории Августа» обменивался с Адрианом стихами в псевдонародной манере:
Не хочу я играть в Цезаря,
Блуждая таскаться по Британии,
Прятаться в лесах,
Страдать от холода в Скифии.
Не хочу я играть во Флора,
Блуждая таскаться по тавернам,
Прятаться в кухнях,
Страдать от укуса круглой долгоножки.
Фронтон (105—175 гг. н.э.), учитель Марка Аврелия и Луция Вера, уже упоминался. Его ученик Авл Геллий известен своим большим сборником «Аттические ночи», смешения выписок и коротких эссе, которые в совершенно случайной манере соединяют друг с другом мозаичные камешки из различных литературных жанров. Мифологические, юридические, естествоведческие, историографические элементы встречаются здесь наряду с элементами из области истории литературы, грамматики и этимологии. Проза проста, в соответствии со вкусом времени слегка архаизирована.
Как Фронтон, Светоний и Флор, Апулей был родом из Северной Африки (125—180 гг. н.э.). Его написанный по греческим образцам роман «Метаморфозы, или Золотой осел» рассказывает о приключениях превратившегося в осла юноши, который в конце концов был освобожден с помощью Изиды. Это основное повествование прерывается многочисленными вставками, экскурсами, баснями, короткими историями и пародиями, а также известной и любимой сказкой об Амуре и Психее.
С покорением Египта, интеграции малоазиатских царств и созданием клиентельного царства в Армении, римские принцепсы присвоили себе почти все, что оставалось от эллинистического наследства на Востоке. Принципат для греко-эллинистической части империи означал период отказа и пользы одновременно. Отказаться нужно было от свободы, политической независимости и по меньшей мере частично от само собой разумеющейся тождественности полиса и государства как такового.
Читать дальше