Сергей Кисин - Деникин. Единая и неделимая

Врангель это интерпретирует по-своему: «В тот же день, несколькими часами позже, я получил телеграмму, адресованную всем командующим армиями, где указывалось, что некоторые начальники позволяют себе предъявлять требования в недопустимой форме, грозя уходом, что подобные обращения недопустимы и Главнокомандующий требует от подчиненных беспрекословного повиновения».

«Грозя уходом» — это как раз адресовано лично ему, ибо Врангель, забросав Ставку рапортами о катастрофическом положении на фронтах, вообще отказывался командовать Добрармией, предлагая ее свернуть в корпус. «Добровольческая армия дискредитировала себя грабежами и насилиями. Здесь все потеряно. Идти второй раз по тем же путям и под добровольческим флагом нельзя. Нужен какой-то другой флаг… Только не монархический…»

Когда командующий так «лестно», пусть даже отчасти справедливо, отзывается о лучших частях армии и гордости Белой России, то понятно, что командовать ею всерьез он не намерен. Какой смысл возлагать надежду на человека, который не верит в то дело, которое ему поручили? К тому же Врангель сам давал благовидный предлог Деникину, чтобы убрать его подальше от фронта. Грех было не воспользоваться этим.

После переворота в Екатеринодаре кубанцы начали массовое дезертирство с фронта. Видя это, Врангель отправил кубанские части домой на переформирование с целью создать из трех корпусов кубанской конницы армию (конечно же, во главе с ним), которой по плечу будет наступать и громить превосходящую численностью красную пехоту и конницу. Тем более, что корпус Буденного к этому времени уже был реорганизован в конную армию (до 17 тысяч сабель, 28 орудий) на базе трех дивизий с приданием ему двух бригад пехоты, авиации (12 самолетов) и бронедивизиона (32 броневика).

Кубанцы обрадовались возвращению и подались в «зеленые». Они уже не верили ни Деникину, ни Врангелю, ни Покровскому. Формировать армию стало просто не из кого. Удаленный от фронта и приехавший объявлять «сполох» на Кубани и Тереке (по его расчетам, в течение 6 недель легко можно было собрать до 20 тысяч) барон застал там лишь запустение.

К середине декабря становилось понятно, что традиционно успешное зимнее наступление красных вновь, как и предыдущие два года, окажется удачным. Генерал Шиллинг все дальше и дальше оттягивался вдоль Днепра к морю, на Одессу, Добровольческий корпус, который возглавил Кутепов, медленно пятился к Донбассу, Донская армия под напором Сводного кав-корпуса выздоровевшего после ранения Думенко переместилась южнее Хопра и Северского Донца, Дабы не оказаться отрезанным от Кавказской армии, Деникин приказал Покровскому оставить Царицын и отходить степями на Сал для прикрытия ставропольского и тихорецкого направлений.

Красные вбивали в оборону Деникина сразу два клина — конармией на Валуйки и 13-й армией на Юзово и Славянск.

Дабы второй клин не закупорил «бутылочное горло» Крыма, без боя сдав Екатеринослав, к перешейку был направлен 3-й армейский корпус генерала Слащева (3,5 тысячи штыков и сабель при 32 орудиях, 8 бронепоездах и 6 танках). Гвардеец решил с такими силами даже не пытаться защищать 400-верстный фронт Северной Таврии, а лишь преградить красным путь на полуостров.

Главком намеревался задержать наступавших красных между Миусом и Донцом, но инерция отступления постепенно превращала планомерный отход в панический Большой Бег. «Пальцы врастопырку» начинали обламываться один за другим.

Как известно, у победы много отцов, у поражения виновник всегда один. Главным виновником был сам Деникин, армия которого от Таганрога до Орла, обливаясь кровью, шла почти полгода, а от Орла до Таганрога добежала всего за полтора месяца. «Стрелочником» — начштаба Романовский, в широких кругах называемый «злым гением» Деникина. Когда армия шла от победы к победе, на «тандем» нарадоваться не могли, как только наступательный потенциал был исчерпан и она покатилась назад, на обоих повесили всех существующих и несуществующих собак.

Крайне любопытен эпизод из воспоминаний Врангеля, в котором описывается произошедшая 20 декабря беседа между ним и командованием Донской армии: «Генерал Сидорин возмущался действиями штаба Главнокомандующего, жестоко обвиняя и генерала Деникина, и генерала Романовского. По его словам, со стороны ставки всякое руководство отсутствовало. Подходившие со стороны Таганрога эшелоны совершенно забили железнодорожный путь, и эвакуация Новочеркасска приостановилась. Весьма раздраженный, он выражался очень резко. Возмущался и генерал Кельчевский: