Алексей Бычков - Московия. Легенды и мифы. Новый взгляд на историю государства

На престол был возведен Владислав Сигизмундович.

Именно гетман Жолкевский требовал выдачи ему Шуйских и отправления их в Польшу. Но он не предвидел, для кого расчищает путь к престолу. Ему казалось, что, увезя Шуйских, он окончательно устранит все препятствия к воцарению на московском престоле польского королевича.

Исследователи доказали, что об этой кандидатуре шла речь между московскими боярами еще в 1605 году. Во всяком случае, несомненно одно: кандидатуру Владислава и бояре и народ восприняли с облегчением, как исход из утомивших всех смут и раздоров. Надеялись, что королевич положит конец кровопролитию и разорению страны, вызванному появлением Тушинского вора, а также и вражде боярских родов и их приверженцев и сплотит вокруг себя все партии.

Впоследствии, после битвы под Клушином, жители и духовенство Можайска, Ржева и других мест при приближении Жолкевского, выходили к польскому гетману навстречу с хлебом-солью и присягали Владиславу. Весть о присяге королевичу успела проникнуть в Москву и там встретила огромное сочувствие.

После свержения Шуйского созванный временным правительством «совет всей земли» окончательно избрал Владислава в цари. На съезде, устроенном 2 августа под Девичьим монастырем, были московским правительством выработаны и подписаны условия, на которых Владислав принимает престол, и бояре торжественно присягнули на подданство Владиславу. В переговорах по поводу избрания представители временного московского правительства нарочно подчеркивали, что Москва по доброй воле сама пришла к мысли о Владиславе, и говорили, что Владислав избран «всем государством». В числе лиц, особенно желавших видеть Владислава на московском престоле, стояли наиболее видные представители московской знати. В числе других — думный дьяк Анастас Безобразов, тот самый, который, по преданиям, упросил первого Дмитрия простить осужденного на смерть Василия Шуйского и который считался одним из приверженцев Шуйского.

Сочувственно относился к кандидатуре и митрополит Филарет, о чем свидетельствуют его грамоты. Как близко было воцарение Владислава, доказывает, между прочим, факт, что в последних числах августа 1610 года стали уже приводить жителей Москвы к присяге королевичу. Присягнуло в первый же день, 27 августа, 10 000 человек, но присяга не ограничилась одним только днем.

Присягали открыто в Успенском соборе. После того от временного правительства разосланы были по городам известительные грамоты о выборе в цари Владислава, с приложением крестоцеловальных записей, по которым должна была совершаться ему присяга. Даже подозрительный к полякам и не сочувствовавший воцарению иноземца патриарх Гермоген соглашался признать Владислава царем под условием, если от выбранного в цари королевича не будет никакого нарушения православной церкви. Были отчеканены медали на избрание королевича, печатались его портреты с надписью: «Владиславъ, принцъ польски, королевичъ московски», чеканили монеты с надписью: «Великiй князь Владиславъ 3iгмонтовичъ» и т. д.

Имя новоизбранного царя поминалось в церквах, печаталось в церковных книгах.

Провозглашение Владислава царем московским объясняется взаимною завистью бояр и убеждением, что никто из бояр не удержится на престоле и не сумеет внушить к себе уважение.

Правившая в Москве боярская дума тем временем снарядила великое посольство к королю Сигизмунду под Смоленск, с поручением вручить ему официально подписанный всеми членами правительства «договор» об избрании королевича и просить Сигизмунда дать сына на московский престол. Это «великое посольство» состояло почти из тысячи лиц, представителей всех сословий. Во главе посольства стояли митрополит ростовский Филарет и князь Голицын, а в числе многих другим видных московских деятелей, входивших в состав посольства, находился также и Авраамий Палицын. Вопрос о том, кто будет царем московским, казался уже окончательно решенным. В Москве со дня на день ожидали прибытия королевича, но тут неожиданно явился новый претендент на московский престол в лице самого короля Сигизмунда. Подстрекаемый недальновидными католическими своими советниками, мечтая о соединении Польши и Москвы в одно государство под одним, общим скипетром и опасаясь, как бы москвичи не уговорили Владислава принять православие, Сигизмунд отстранил кандидатуру королевича и потребовал престол для себя, без всяких уступок в пользу русской церкви.