Фёдор Раззаков - Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

В понедельник, 16 ноября, представительная делегация советских кинематографистов приехала в Париж, чтобы участвовать там в Неделе советских фильмов. Среди приехавших сплошь одни режиссеры. Каждый привез на Неделю по одному своему фильму: Шукшин — третью новеллу из "Странных людей", Панфилов — "Начало", Герасимов — "У озера", Чухрай — "Память". Показ начался вечером того же дня фильмом "У озера".

Однако вернемся в Москву. В здешних кинотеатрах в первой половине ноября состоялись следующие премьеры: 2-го — историко-революционный фильм узбекского режиссера Али Хамраева "Чрезвычайный комиссар" с Суйменкулом Чокморовым, Арменом Джигарханяном и Сергеем Яковлевым в главных ролях; с 14-го начала свое шествие детская комедия Ролана Быкова "Внимание, черепаха!"; с 16-го — югославский боевик Хайрудина Крваваца про партизанскую войну 1944 года "По следу Тигра" с кумиром тогдашней советской детворы Батой Живойновичем в главной роли (после выхода фильма на экран песня "О, Белла, чао" получила второе рождение).

Кино по ТВ: "Сказка о Мальчише-Кибальчише", "Неподсуден" (1-го), "Дорогой мой человек", "Виринея" (2-го), "Белеет парус одинокий" (3-го), "Крах" (3 — 4-го), "Выстрел на перевале Караш", "Сердца четырех" (4-го), "Повесть о чекисте" (5-го), "Орлята Чапая" (6-го), "Тихий Дон" (6-8-го), "Анютина дорога" (7-го), "Тренер", "Влюбленные" (8-го), "Ко мне, Мухтар!", "Хозяин тайги" (9-го), "Ну и молодежь!", "Я шагаю по Москве" (10-го), "Испытательный срок" (11-го), "Как избавиться от Геленки" (12-го), "Ребята с Канонерского", "Два капитана" (13-го), "Дубровский", "Это было в разведке", "Взрыв после полуночи", "Про Клаву Иванову" (14-го), "Мужской разговор", "Берегись автомобиля", "Золотой эшелон" (15-го) и др.

Из театральных премьер первой половины ноября назову следующие: "Эдит Пиаф" в Театре им. Моссовета (4 ноября; в главной роли — Нина Дробышева), "Артем" в Театре им. Вахтангова (6-го), "Дурочка" в Театре киноактера (12-го), "Зимняя баллада" в Театре им. Маяковского (14-го).

И, наконец, эстрадная афиша. 9-11-го в Государственном театре эстрады поет любимец советских женщин испанский певец Мичел; 13-15-го в "Октябре" царствует не менее любимый слабой половиной Союза Эмиль Горовец с программой "Эстрадные песни народов мира".

А теперь вновь перенесемся в Париж на Неделю советских фильмов. Вечером 17 ноября там демонстрировался фильм Глеба Панфилова "Начало". Вот как сам режиссер вспоминает об этом:

"Шукшин в те дни ходил в бороде Степана Разина, в кепочке массового пошива и в плаще неизвестного происхождения. Помню, перед демонстрацией нас угощали каким-то замечательным, сверхмарочным шампанским — из подвалов времени. Вкуса не помню — так волновался. А Вася и вовсе не пил. Он вообще в то время дал зарок не пить ни капли и слово свое сдержал до самой смерти. Потом рассказывал, что однажды пошел со своей маленькой дочкой гулять. Встретил приятеля, зашли на минуту отметить встречу. Дочку оставили на улице. И забыли. А когда вышел из кафе, дочки не оказалось. В ужасе он обегал весь район. Что пережил — не рассказывал, но, по-видимому, это его так потрясло, что он поклялся никогда больше не пить, что и выполнил…

В тот вечер мы мало, вернее, почти совсем не разговаривали. Это был небольшой зал, всего на 300 человек, но с очень строгим, взыскательным зрителем, о котором может мечтать любой режиссер. Когда начался просмотр, незаметно, не сговариваясь, мы отсели друг от друга. Расстояние между нами увеличилось.

Картина моя вроде бы понравилась. Люди подходили, что-то очень дельное говорили, поздравляли, обнимали даже. Вася стоял задумчивый, тихий, но ко мне не подошел, и настроение у меня резко испортилось; мне было абсолютно ясно: фильм ему не понравился, и это сразу омрачило всю радость премьеры. Сейчас мне могут и не поверить, сказать, что кокетничаю. Но думаю, что многие поймут, как важно было для меня, в кино начинающего, признание Шукшина. После, в каком-то ресторане, не помню каком, но очень знаменитом и дорогом, нас, естественно, угощали устрицами. Вася прикасался к прославленному литературному деликатесу с брезгливым ужасом, очень похожим на отвращение ребенка к опостылевшей манной каше. А потом кротко спросил: "Нет ли в этом ресторане чего-нибудь жареного, оно все же поспокойнее будет". В другом ресторане с экзотическим русским колоритом молодящаяся цыганка Рая дотанцовывала свою безумную шалую жизнь под цыганскую песню на русском языке, отчего повеяло на нас нездешней степной грустью. Вася сидел задумчивый и поникший. О чем он думал — не знаю, но на цыганку Раю смотрел с такой несокрушимой печалью, что я отвернулся — вроде не имел права видеть что-то его личное, глубоко интимное с ним происходящее.